– Тогда, иди, я тебя обниму, – пискнула она и потянулась к Сергею.
Неряшливое объятие произошло в маленькой ванне, которая по сравнению с ванной Киры, сделанной недавно в ее пятикомнатной квартире, казалась просто какой-то убогой какого-нибудь московского бича в сравнении с относительной богемой.
Молчание.
Взгляды.
Она просто прожигала его своими голубыми глазами, которые Сергей никак не мог изучить, и взгляд которых не мог уже второй или третий раз – он сам-то не помнил, сколько они уже вместе, – прочитать.
– Я заберу тебя от всех… – произнесла она с какой-то дьявольской улыбкой, – если захочу, – добавила она.
– Если я захочу, – вставил Сергей.
Кира рассмеялась.
Ее смех был зловещим и не щадящим.
– Это вряд ли, – заканчивала она.
Сергей вновь пожал плечами.
– Ты королева, тебе и карты в руки, – вымолвил он, потянувшись к ней. – Я без тебя умру, – произносил конец диалога в ванной, который должен был закончиться на какой-нибудь оптимистической ноте.
– Конечно, я королева, а ты – мой раб, – словно смеялась она.
– Ладно, если я в любое время смогу тебя бросить, тогда я согласен, – сложил неудобно голову на ее груди. В ванной, наполовину утонув в пузырчатой воде.
– Конечно, не сможешь бросить, я твой свет в чужой тьме, – говорила она.
– Да, – поддакивал он, уже не зная, чем еще возразить и все потому, что после часовой любви у него словно забрали всевозможные и невозможные силы.
Как духа, так и тела…
***
Они лежали на кровати.
Сергей обнимал Киру, как единственный в жизни спасательный круг.
Он сложил голову на ее груди, ему хотелось слышать ее ровное сердцебиение, и чувствовать, что сейчас, сегодня, не важно, когда, но она обнимает его, словно мать своего ребенка.
Обнимает, потому что не бросила.
Приняла в свои объятия, потому что чем-то он ей понравился.
Сергей знал и понимал, что Кира не любит его.
А, может, это было ее проявление любви.
Ее нежные пальцы плавно перебирали его волосы, а второй рукой она водила от его шеи и по всей спине, спокойно и миролюбиво.
Они были наполовину укрыты одеялом, словно отобранные какими-то дьявольскими силами в иной мир, не тот, который видят каждый раз.
Сергей прижимался всем телом к ее горячему телу, жаждущему жизни и наслаждений – своим безжизненным, словно каким-то вовсе не подверженным уже изменениям.