Так Кусков тоже стал занятым. Он был готов тренироваться с утра до вечера. С каждым занятием прибавлялись синяки на локтях, на коленках, на бёдрах, но он чувствовал, как наливаются силой мышцы, как крепнет брюшной пресс, как цепкими становятся пальцы.
Теперь, если называли его «дерёвней», Алёшка хватал обидчика за локоть и за пиджак, рывок – и противник, сверкнув подошвами, шмякался на спину. «Психованный» – было новое прозвище Кускова, но никто не говорил его Алёшке в лицо.
Они с матерью получили квартиру в новом районе. Здесь-то и познакомился Лёшка со Штифтом. Как-то раз он возвращался из секции. В парадной трое подростков отнимали деньги у заморённого парнишки.
–
Ну ребята, ну не надо, – жалко приговаривал тот. – Ну пожалуйста.
–
Отдай назад деньги! – сказал Алёшка самому длинному, раскосому, по прозвищу Монгол.
–
Кто это? – спросил дурашливым голосом Монгол.– Не вижу.
Кусков занимался в секции третий год. Он поставил сумку с кимоно и скинул туфли.
–
Сейчас тапочки белые примерять будет, – хихикнул кто-то из прихлебателей Монгола.
–
Ты что, ты что? – почуял недоброе Монгол.
–
Считаю до трёх! – сказал Кусков. Перед схваткой у него всегда холодели щёки и что-то сжималось в животе, словно он становился пружиной – крепкой и жёсткой.
–
Раз!
Он увидел, как восторженно и испуганно смотрит на него мальчишка, у которого отнимали деньги, вспомнил все обиды, которые пришлось ему вытерпеть в школе и во дворе на старой квартире.
–
Два!
Всегда перед боем он вспоминал, как его били, и старался представить, что перед ним именно тот, кто его бил. «Перед боем нужно разозлиться, иначе не победишь!» – Лёшка свято верил в справедливость этих слов.
–
Три!
Захват! Рывок!
Монгол завыл, сгибаясь пополам, как складной.
–
Заткнись! – спокойно сказал Кусков. – Иначе сейчас мордой в стенку въедешь.
–
Отпусти! Отпусти! – стонал Монгол.
–
Отдай пацану деньги! И запомни: маленьких обижать нехорошо. В другой раз попадёшься – руки-ноги повыдергаю.
Как нравился себе он в эту минуту! Как приятно ему было быть сильным, благородным, смелым! Как милостиво он выслушивал восторженные слова Штифта:
–
Как ты его! Это же сам Монгол, а ты его как!
Ради этого стоило заниматься с утра до вечера. Ради этого он совсем запустил уроки и часами крутил гантели. Что может быть приятнее сознания, что ты сильнее всех, что даже враги твои, вроде Монгола, почтительно дают тебе дорогу, когда ты возвращаешься с тренировки?