– Хор-роший коньяк. Не обманули.
– Раба божьего?
– Не бери в голову, майор. Я такой же коммунист, как и ты. Хоть и должен по всей истории моего рода быть правоверным мусульманином.
– Да нет, ничего. Просто… Кстати, об усопшем рабе божьем Сергее. Это правильно, что у него открыты глаза, и он ими даже моргает?
– Что?!
Единственная попытка повернуть голову отозвалась такой страшной болью, что я чуть было не потерял сознание.
На глазах выступили слёзы.
Сквозь их мутную дрожащую пелену я разглядел два мужских силуэта, склонившихся надо мной. Подумал вытереть слёзы рукой, но оставил эту мысль, – если попытка повернуть голову привела к таким последствиям, то лучше не рисковать и вообще не двигаться. Пока хотя бы. Тем более кто-то тут говорил о двух переломах позвоночника. Моего, следует понимать. Плюс черепная травма практически несовместимая с жизнью (теперь понятно, почему так болит голова) и прочее по мелочи. Однако я жив, что не вызывает ни малейших сомнений. Значит, поборемся.
Я сморгнул, видимость улучшилась.
Крупный мужчина в белом халате и такой же шапочке. Рукава халата закатаны по локоть так, что видны сильные руки, густо поросшие черными волосами.
Врач? Будем считать.
Другой, ниже ростом, без головного убора, с короткой стрижкой жидковатых русых волос, облачен в какой-то мундир глухого зелёного цвета. Военный? Может быть. Поверх мундира наброшен такой же, как у первого, белый халат. Как к нему обращался первый – товарищ майор? Это воинское звание.
Стоп. Откуда я это знаю?
Нет, не так. Откуда я знаю язык, на котором они говорят? Более того. Я готов поклясться, что никогда прежде этого языка не слышал…
Зададим себе другой вопрос. Где я, и что вообще случилось?
Тем временем мужчина, которого я определил как врача, подошёл ближе, придвинул к себе табурет, сел и приложил большой палец к моему правому запястью (левое, перебинтованное, пульсировало болью).
Пульс считает, догадался я, исподволь разглядывая его рыхловатое лицо, на котором выделялись внимательные, чуть навыкате, карие глаза и крупный мясистый нос.
– Сто двадцать, – сообщил носатый врач, обернувшись к своему собеседнику. – Много, но не критично. Если бы не видел своими глазами, то сказал бы, что так не бывает. Однако – вот оно, – он умолк и опять склонился ко мне:
– Ты меня слышишь? Если не можешь говорить, просто моргни. Один раз – «да», два – «нет». Слышишь меня?