Охотник объезжает свои ловушки с той же уверенностью, как если бы ехал по проложенной дороге, и к вечеру добирается до первого промежуточного зимовья – поварни. Это маленький, как конурка, домик, где есть только печь, сделанная, как и все печи здесь, из железной бочки, и лежанка для спанья. Домики эти всегда стоят так, чтобы летом к ним можно было подойти водой: завезти дрова, рыбу для собак и для песцовой приманки на весь охотничий сезон.
Здесь охотник обметает от снежного куржака стены и низенький потолок, растапливает печь, ставит на нее старый закопченный чайник, набив его снегом. Чайник, правда, часто возят с собой, в нартах: на все поварни не напасешься. На этой же печке он размораживает хлеб, строгает себе припасенную в специальном леднике с лета рыбу. Как правило, ничего другого за эти дни он не ест. Собаки тоже получают по мерзлой рыбине. Варить еду и себе, и собакам охотник будет лишь в основном зимовье. А в поварне он лишь проведет ночь и наутро отправится дальше. Поварни отстоят друг от друга на расстоянии дня хода на собаках – рабочего дня, с учетом проверки всех ловушек. Промежуточных зимовий бывает обычно пять – шесть, и зависимости от размеров участка. Последний бросок выводит уже к основному зимовью. Здесь охотник отдыхает, обдирает добытых песцов, откармливает собак. И опять выходит в «маршрут». И так пять месяцев в году – с середины ноября до первых чисел апреля.
Условия жизни на Крайнем Севере вообще чрезвычайно трудны, но все эти трудности меркнут по сравнению с жизнью охотника, который практически остаётся с тундрой один на один, что называется, выходит на нее с голыми руками, на защищенный, не «подпертый» никакими достижениями современной цивилизации – точно так, как выходили его предки и сто, и двести лет назад.
Возможно, приезжий человек и смог бы научиться ездить на упряжке, управляться с пастью. Но не дано ему почувствовать тундру своим родным домом, не бояться ее, слиться с ней, ощущать себя свободно и уверенно в грозной ее пустынности. И нужен, наверное, еще особый психический склад, тоже формировавшийся здесь из поколения в поколение и позволяющий спокойно выносить столь долгое одиночество. Когда кругом – ничего, кроме снега, льда и безжизненной белизны. И только лай твоих собак разрывает первозданную тишину. И эти клубки разноцветной шерсти – единственное живое тепло на десятки километров вокруг. Старые охотники могли оставаться в тундре месяцами, и никто из них не считал свою работу опасной. Впрочем, нет, одну опасность признают даже они. Это сорвавшаяся внезапно пурга и застигшая вдалеке от зимовья…