Много позднее, найдя диск произведений П.И.Чайковского и не единожды прослушав, он не услышал Грозы – потрясения не было, был только гром. В училище искусств, кто-то заменил «Белые ночи» «Грозой», а кто-то другой, его впервые услышавшего рояль, заставил сосредоточиться?
Надписав в календаре «Никогда» он следом, написал заявление на отпуск без содержания, отвёз его в контору и уехал в Райцентр. Остановился в гостинице, в которой после гранёного стакана, выплеснул своё зло на две страницы. За время отпуска Кешка на автобусах, а большей частью попутками объехал район, побывал и в соседних – он искал Любашу, искал общих знакомых. Те, кто знал её молчали, или говорили «Здесь вышла замуж и сразу уехала. Нет, больше не видели. Нет, не писала и не пишет». Говорили не глядя в глаза.
Отпуск заканчивался. Перед возвращением в город, в попытке оказаться во времени единства с самим собой, он вернулся в деревню к «невзрачному домику». От него, через лес прошёл к речке, к ложку, где в стороне от людских глаз купались они с Любой. Лёд, прибывающей водой оторвало от берегов и он, не успев растаять, повторяя изгибы русла речки темнел меж деревьев. Енокентий разделся, развесил одежду, бельё, осторожно зашёл в воду, нырнув, достиг противоположного берега и развернувшись вернулся назад, выскочил, спешно оделся и бегом, толи изгоняя озноб, или спеша к чему-то обозначившемуся в нём, заторопился назад, в город.
Придя на работу, поделился желанием оказаться на краю земли – уехать во тьму тараканью. Через какое-то время, друг предложил плыть по Оби, посетовав на состояние Палины «Допрыгаешься – в ответ – Готов и сегодня – Она многим интересна – Буду рад». Осознал же своё «Рад» после увиденных складок на одеяле. Осознал после увиденных под тем одеялом его, своего друга и жены.
Через сутки после видения, Енокентий, отказавшись от второй половины путешествия, сошёл в областном центре. Он решил возвращаться поездом. Нет, он не спешил расследовать, не думал и меры принимать. Если к вечеру после увиденного, он был в эйфории от свободы, от радости жизни, то возвратился в город, более уставшим, чем уезжал – аморфность и безразличие овладели им. По окончанию отпуска, он работал ещё какое-то время на старом месте, но к нему сменилось отношение – в нём видели безнадёжно больного, которого скоро, возможно, уже завтра не станет рядом с ними. Его боялись задеть словом. Он встретился и со своим другом, но стоял перед ним другой человек: он похлопал по плечу, спросил и сам же ответил «Всё будет хорошо» ответил, ускользая от прямого взгляда, ответил тому, которого можно бы и не заметить, но прежние отношения обязывали.