Вера Павловна ускорилась. «Парк» хотелось пройти побыстрее, но вот сапоги…Да еще сумка. Как всегда, не удержалась и набрала в заводской столовой котлет и булочек. Ей, как директору по ахч, давали с такой скидкой, что можно смело сказать – даром. Сумка тянула вниз, сапоги разъезжались в стороны, хотелось писать и тут:
– А ну сидеть, сссс…ка!
Вера Павловна села. Послушно и честно, прямо, где стояла, в сугроб. Плавно опустила сумки и схватилась за сердце. Потом вспомнила, что сердце слева и переложила руку. И главное то, темно и никого не видно.
– Ну всё, – пронеслось в голове, – это бандиты, сейчас и деньги отнимут и честь. Деньги было особенно жалко. Между тем невидимый голос продолжил:
– Совсем от рук отбилась! Бессовестная. Сейчас я тебя!
Вера Павловна в слезах закивала головой, готовая каяться в чем-угодно. Отбилась, отбилась, так и есть. Ой, да не уж-то узнали про ее махинации с бухгалтерией, да не уж то про счет представительский, который они с главной бухгалтершей честно попилили поровну. А ведь денежек там было поболее. На пять стенок хватит. Так ведь ненужные они, эти денежки, лежат годами на случай, если вдруг да нагрянет, делегация из Китая, или еще откуда. Делегаций не предвиделось, а сыну надо было поступать, да так, что б потом в армию не идти. Словом, грехи за ней водились.
– Ну?! – рявкнул голос, – чего расселась? Ползи теперь. Быстро! Вера поползла, давясь слезами и соплями, поползла. Где-то там остались сумки, а в сумках пирожки с печенью и котлеты. Но жизнь-то дороже. Только об этом женщина сейчас и думала, только об этом.
Всё. Всё. Если выживу, никогда больше, вот те крест, всё по чести будет. Только бы помог кто, заступа бы какая…
Но тропинка, как на зло, была абсолютно пуста. Вечер выдался холодный, морозный. Даже оторвы-подростки не спешили сюда на ежевечерние посиделки. А голос был тут, рядом. Невидимый бандит следил за Верой так, что она боялась и голову то поднять, не то, что рассмотреть его.
– Влево, – командовал он, – теперь вправо. Вера ползла, команды сменяли друг друга. Голос требовал то лечь, то встать, сидеть, ползти. Женщина измучилась совершенно. Руки одеревенели даже в перчатках, один каблук отвалился. Слезы замерзали на щеках и ресницах, пальто расстегнулось и волочилось по земле сломанными крылами.