– Ох, Димка, Димка.
Восьмидесятидевятилетняя бабушка воспитывала внука одна. Дочь – мать Димки – давно лишили родительских прав, три года назад ушла из дома, как только похоронила мужа, отважившегося пьяным искупаться в прорубе: сердце так сразу и остановилось. И где сейчас беспутная дочь – неизвестно. Михайловна вытерла платком навернувшуюся слезу.
– Поди, и в живых нет.
В последнее время она не могла справиться с внуком: совсем от рук отбился. Грубил, делал – что хотел, жил – как считал нужным. Из школы выгнали. Михайловне оставалось только молиться да кормить внука на одну пенсию, переживать за него и вместо него.
А ведь кроме пропитания ему нужно одеваться. Разве на одну пенсию разживёшься? Михайловна ходила по соседям, у кого подросли сыновья – постарше Димки – и собирала оставшуюся одёжку. Что-то было впору, что-то не подходило, что-то можно было подштопать. Так и одевала внука.
Но около полугода назад Жаворонок, так внука звали друзья, отказался от старого тряпья, собираемого по соседям, и одевался сам.
Михайловна догадывалась, что Димка или ворует, или отбирает одежду у ровесников, но поделать ничего не могла: не идти же в милицию сообщать на родного внука. Он и так состоял на учёте в милиции. Михайловна боялась, что рано или поздно за Димкой придут и увезут в тюрьму. Часто проливала слёзы, сидя на табурете возле спящего внука, и гладила ладонью по его непутёвой голове.
Тьфу, тьфу, тьфу, вроде пока спокойно. Что будет, когда бабка помрёт? Сгинет ведь, пропадёт. Большая дорога до добра никого не доводила.
***
Жаворонок в обнимку с девушкой шёл под ночным небом по территории, где жили друзья. Полина (невысокая и пышная, в светлой блузке, которая трещала по швам от роскошного бюста; на плечи накинута болоньевая курточка, короткая юбка с неприлично длинным разрезом, которая часто взрывала мозги парней в вопросе о существовании нижнего белья) с нетерпением тащила Димку за руку. Лицом и причёской Полина походила на Мэрилин Монро. Здешняя шпана так и звала – Монро. Этим летом она поступила в Московский энергетический институт и отсчитывала дни до отъезда.
– Куда так спешишь? – Осоловевшие синие глаза, наморщенный большой лоб и оттянутая челюсть выражали недовольство и усталость Жаворонка. После вчерашней пьянки в компании друзей-хулиганов он проспал весь божий день и проснулся лишь к вечеру. И то лишь потому, что пришла Монро. Димка старался припомнить: чем закончилась гульба? Взгляд упал на бёдра Полины. Потирая виски большими пальцами, с недовольной миной и головной болью Жаворонок вспоминал вечерний подъём.