Данила наблюдал, как еле заметно виляя бёдрами, Ира скрылась за дверью кухни.
– Мне снова кажется? – чуть слышно спросил Шпана. – Я не буду чай! Мне не приноси!
***
В комнате царила тишина и властвовала жара от работавшего АГВ. В полумрак зала приятно вклинивался поток света от настенного хрустального светильника. Серебряный поднос на журнальном столике вобрал в себя крошки от пирожных и блюдца с чашечками, фантики от конфет. Ирина улыбалась над надувшимся животом Данилы от съеденных шести пирожных, трёх пирожков и кулька шоколадных конфет; с довольным разомлевшим лицом он сидел на диване раскинув ноги по полу и иногда икал: а то – мне чай не приноси.
– Я немного посплю, хорошо? – Ирина подала Даниле книгу. – Возьми, почитай. Не заскучаешь.
Он ответил ленивой улыбкой – настолько ленивой, что казалось, чьи-то невидимые руки из-за спины растянули ему рот на безмятежном лице:
– «Капитан сорви голова». Уже читал. Раз десять.
– Раз так, тогда, пожалуйста, помолчи, помечтай. – Ирина легла на диван головой к Даниле. Через несколько минут она впала в дремоту, и чуть позже тихо мерно засопела.
– Спишь? – прошептал Шпана. Глаза натолкнулись на верблюжье одеяло в ногах «милой англичанки». Он приподнялся, чтобы накрыть и замер. Взгляд бегал с места, где ворот халата слегка приподнимался, давая наблюдать начало подъёма груди, – на подол халата, где угол сполз, оголив красивое налитое бедро.
В стёкла окон хлестал дождь, дробью бил по металлическому подоконнику. Шпана в задумчивости вслушивался в ветер, чьё усталое дыхание спускалось в кухню через вентиляционную трубу на крыше и иногда издавало вой.
– Ира. – Дрожащие пересохшие губы Данилы проверяли шёпотом – крепко ли заснула Ирина. – Ира. – Он тронул её плечо. Казалось, пальцы сквозь ткань обожглись о нагое тело. Прерывистое дыхание Шпаны иногда останавливалось, взгляд из-под полуприкрытых век тонул в образе молоденькой «англичанки», сердце гулко трепыхалось.
Книга. Только книга в руках мешала полностью предаться обуревающим чувствам. Стараясь не шуметь, Данила подошёл к книжным полкам и поставил томик на прежнее место.
«Странно. Зачем она накрасила губы помадой?»
Шпана возвысился над спящим лицом Ирины, глаза прошлись по очертанию губ – полных, мягких, манящих: прикоснуться бы к ним поцелуем. Данила едва не задыхался, сгибая спину, ощущая страх по мере приближения губ к лицу Ирины; глаза округлялись, глубокое дыхание замерло. Чтобы не свалиться на спящую – Данила утопил ладонь в спинку дивана. Неожиданно он опомнился, резко отпрянул, чуть не оседлав поднос с чайником, задел ногой ножку столика, заставив удариться чашку о чашку.