«Пошёл вон!» – пронеслась мысль. Данила всмотрелся. – Это я? Ведь этот урод – я! Пошёл вон, я! – Поразмыслив над тем, что произнёс, Шпана громко и горько рассмеялся. – Я, кажется, схожу с ума, если вижу и слышу галлюцинации.
***
Сквозь ширму ливня Ольга видела ссутуленную спину Данилы. Его шаги становились шире. Он растворялся в нитях дождя. Впрочем, она не старалась догнать.
Она плакала, низко опустив голову, ощущала себя выкинутой на улицу, побитой и ненужной собачонкой, нечаянно укусившей хозяина. Да и всё ли здесь нечаянно. Чувство собственной вины не покидало, только укреплялось. Она не понимала – почему всё так происходит. Почему мальчик, буквально сгоравший от любви к ней, для которого была – в раздольном поле золотом, теперь несправедливо раздаёт ей – свой ледяной урожай. Говорят, что у природы нет плохой погоды, – и для неё действительно раньше было именно так. Но теперь каждый день царила ночь – холодная, ледяная ночь в её расколотом сердце, в её светлой нежной душе, в её очаровательных светлых глазах.
– Мой мальчик больше не любит меня. – Нижняя губа тряслась от холода, сырые волосы прилипали к щекам, мешали взору. Оля ступала по лужам, из-за тонкой подошвы сапожек чувствуя все камешки. – Он любит другую? Да, любит другую. – Она поджала губы, лицо исказила гримаса плача. Рыдания сорвались с губ. Присев на высокий бордюр, Оля закрыла ладонями лицо; плечи часто вздрагивали.
«Зачем ты так, мой хороший. Не надо, пожалуйста. Вся школа считает, что мы принадлежим друг дружке. Даже Сергей сказал мне об этом. Он сказал, что никому не позволит разрушить нашу любовь. А получается, разрушаем мы сами? – Понемногу Оля успокаивалась. – Нашу любовь». – Она повторила вдумчивой мыслью, взор устремился в след, где исчезла тень Данилы – словно призрака. – Нет, не призрака, – качала она головой. – Это наша любовь. Только и только наша. Как младенец – мамин и папин. – Оля вскочила на ноги, крикнула:
– Данила!.. Данечка, подожди! – Она споткнулась о камень в луже и упала, отбила колени. – Данила не исчезай! Подожди! Любовь только наша! Она наша!
***
Филат откинул затылок на спинку кресла, кулаки покоились на животе, скрещенные в лодыжках вытянутые ноги лежали на пуфике. Тапок слетел от нервного дёрганья ноги. Отражение в чёрном экране выключенного телевизора показывало ковёр за креслом. На диване, который летом вбирал всю пыль из открытого окна с проезжей дороги, лежала жирная кошка, Маркиза. Кот Кроха притаился на крышке серванта, готовился к прыжку, медлил. Из кухни прогремел бравый голос отца Сергея. Эльвира Прохоровна продолжила ему рассказывать, как сегодня на заводе привели парня с почти оторванным пальцем. Кот Кроха спрыгнул с серванта на ноги. Сергей вздрогнул, веки дёрнулись, но глаза не открылись. Он подтащил кота к себе, погладили шёрстку между ушами. Одобрительное мурлыканье успокаивало бушевавшие эмоции.