– Антихрист?.. – осторожно переспросил я, а сам все пытался восстановить читаное. Не восстанавливалось. В памяти по-прежнему зияло обширное слепое пятно. – Да нет вроде, не объявлялся…
– Ну, може, похожий кто…
– На Антихриста? – Я запнулся. Все известные мне политические деятели смотрелись мелковато и на столь серьезную роль явно не годились.
Однако стоило мне на них отвлечься, слепое пятно исчезло – и память как бы вывернулась наизнанку, предъявив разом и пещерку, и бочки с награбленным золотом, и лежащий поверх иконы пистолет. Изумление мое было столь велико, что даже робость перед древним хранителем клада отшибло напрочь. Я поймал себя на том, что гляжу на него во все глаза – и хихикаю самым неприличным образом.
– Дед! – выговорил я. – Слышь… Хорош под Стеньку Разина косить! Все равно ведь не поверю…
Он обернулся – и я умолк. Взор старика был жуток.
В шайке малолетнего Стеньку уважали – знали, что дурак, береглись. Ты ему слово, а он тебя – кистенем. В разбойники проситься пришел – решил его атаман попытать: способный ты к душегубству, али как? Иди, говорит, покажи себя, каков ты охотник на дикую птицу о двух ногах. Ради смеху, понятно: малец, пятнадцать годков, куда ему! Пошел. Вернулся с платом, а в плат голова девичья завернута, да такая личиком раскрасавица, что крякнул атаман:
– И как только у тебя у Ирода рука поднялась?
А вьюнош этот смотрит и вроде бы не ухватит никак, об чем толк.
– Так и поднялась, – отвечает. – Сабельку перекрестил, помолился: помоги-де, Боженька, булату моему…
– Денег-то хоть много взял?
Изумился Стенька, глянул с укоризной. Ты, дескать, чаво, атаман? Каки-таки деньги? Об деньгах и уговору не было.
Тут-то и смекнули разбойнички, кого к ним Волга примыла.
Встрял есаул (сам из татар):
– Перва встреча, – толкует, заступничает. – Перву встречу и без денег режут. Иначе счастью не бывать.
Насупился атаман. Один глаз прикрыт, другой мигает – и под глаз тот лучше не попадать, потому как атаман Ураков еще и чародейству был учен.
– Кем служить мыслишь? – спрашивает.
Стенька возьми да и брякни:
– Кошевым.
Усмехнулся Ураков:
– Ишь! Кошевым!.. Тебе тута чаво, Запорожска Сечь? Кашеваром будешь.
Посопел малец, согласился.
А каша у него завсегда пригорала. Хотел его есаул уму-разуму поучить, а тот его уполовником! Заступника-то своего.