В то время, как наблюдавшие за «обрядом инициации» зомбят сорнекородские шаманы, впервые столкнувшиеся со столь страшным колдовством, осеняли себя защитными рунами, нибелунгидские маги ломали голову: «Что же это за ритуал такой? И почему они о нём до сих пор ничего не знали?»
– Может это ритуальная разминка? Ну вроде зарядки с утра? Смерть ведь это тоже сон. Так что размяться после пробуждения, как мне кажется, самое оно, – высказал своё предположение Аргус.
– Возможно, – закивав головами, согласились с ним маги.
А вот Стефана, который понимал, что отпущенное Кейт, а значит и её зомбовойску, время очень ограничено, интересовало совсем другое.
– Есть ли какое-нибудь ментальное заклинание, с помощью которого мы смогли бы точечно воздействовать именно на сорнекородских шаманов, заставить их как-то проявить себя, ну и в идеале подставиться под наши стрелы? – поинтересовался он у мага-воеводы.
– К сожалению, нет, Ваше Высочество, – покачал тот головой.
– Жаль, – тяжело вздохнул Стефан. – Это одним махом решило бы исход этого боя. Если бы сорнекороды остались без своих шаманов, они, наверняка, повернули бы назад…
– Согласен, – кивнул Аргус. – Разлом заканчивается в кишащих нечестью болотных топях. Без шаманов туда соваться чистое смертоубийство.
Неотрывно следя за военными свершениями своего зомбовойска, вошедшая в смертельный раж некромантка всё же нет-нет, но прислушивалась к тому, какие распоряжения отдавал своим генералам находящийся далеко внизу Стефан. Причём делала она это не только потому, что его голос возвращал её в те далекие времена, когда она была счастлива, в те времена, когда был жив её Станислав…
Кипевшая в крови и жужжавшая в ушах смерть всё более и более распаляла охотничий инстинкт своей новообращенной жрицы, требуя для себя всё новых и новых трофеев. Беснующаяся буря вторила этим увещеваниям, торжественно колотя в свои барабаны и церемониально грохоча своими кимвалами. И увещевания эти были столь убедительны, что поддаться им, поддаться желанию окончательно и бесповоротно слиться с распоясавшейся тьмой и разгулявшейся стихией – было не просто легко, а казалось совершенно необходимо.
Единственное, что удерживало Екатерину Алексеевну от того, чтобы забыться и потерять себя в бурлившем не только внутри неё, но и взявшем её в плотное кольцо снаружи, безумии – был голос Стефана.