У меня сохранялось ощущение нереальности происходящего. Я понимал: в любом случае, процесс поиска работы, устройство на работу и первые дни работы не могут не быть волнительными. Но я и представить не мог, что это будет как-то вот так… Дорога пролетела удивительно быстро. Впечатление произвёл на каком-то отрезке очень близкий густой лес. Как будто дальше он неминуемо должен стать ещё гуще, а Просцово – это что-то о первобытных людях, круглый год в валенках и ушанках. С другой стороны, тревожные думы о работе в селе не очень напрягали. Почему-то казалось, что люди в деревне должны быть как-то мягче, душевнее среднестатистических, и молодого доктора должны встретить если не хлебом-солью, то хотя бы приветливым словом.
Упершись в одноэтажно-деревянный, в окружении «родных просторов» сельский массив, автобус повернул влево и стал медленно выворачивать круг, огибать домишки. По левую руку, за рядом высоких елей, я увидел здания, ни могущие быть ничем иным, как только зданием средней школы. И это зрелище было довольно основательным. Видимо, посёлок не из совсем захудалых.
Завершив полукруг, автобус остановился на как бы площади: продуктовый магазин, церковка, ряд умерших хозяйственных магазинов с крупной надписью белой краской на каждом: ВЫПУСК 1996. Я вышел. Мне указали дорогу. Миновав двухэтажное, скромное и довольно аккуратное на вид здание администрации из простого белого кирпича и с колышущимся (но побуждающим вытянуться смирно) флагом, я очень быстро оказался перед постройкой, несомненно долженствующей быть больницей. Тоже неплохо. За маленьким деревянным неброским забором. В окружении гигантских, плотно заселённых и основательно обжитых грачами тополей. Двухэтажная и довольно уютная, тихонькая. Покрашенная белой краской, не совсем ещё выцветшей; с двух концов встроены круглые, двухэтажные же башни с конусообразными маковками, крыша розовая. (Как выяснилось позже, жилище-замок некоего местного досоветского барина; хотя информацию я не проверял.) Слева что-то вроде гаража, серый УАЗик-буханка и пара каких-то мужичков.
Внутри по больничному меланхолично-тихо. Взойдя по лестнице на 2-й этаж, опытным нюхом нашёл ординаторскую. Там располагались две негромкие дамы средних лет, в халатах (фельдшер и медсестра). Видимо, предвкушавшие моё появление, посмотрели с любопытствующим радушием. Перенаправили в кабинет на втором этаже одной из круглых башен. Главный врач, Татьяна Мирославовна, оказалась женщиной лет сорока пяти, очень высокой, конусообразной, как её башня, с деревенским о́кающим выговором; некрасивая, с орлиным носом и ястребиными глазами, чуть менее официальная, чем по телефону. Не очень было понятно, рада она мне или не очень. Как кто-то из персонала позже шепнул мне, по пьяни, Татьяна Мирославовна побаивалась, что я высижу её из этой её башни. Я до сих пор серьёзно сомневаюсь в достоверности этого шёпота. По крайней мере, в ту нашу первую встречу, рассмотрев мой сертификат (в те времена штука необычная), она, как-то немножко по-детски, что ли, поделилась, что у неё – такой же; недавно получила; только не «терапевта», а «врача общей практики». Мне этот странный комментарий действительно тогда показался каким-то наделанным, вроде даже с интонациями в пользу упрочнения позиций каких-то. Как бы то ни было, очевидно, мой незатейливый, далёкий от тщеславия хабитус расслабил её.