А между тем, картина была неожиданно довольно-таки идилличная. Вид на одну сторону (один ряд) деревенской улицы в некотором отдалении, за некрутым зелёным овражиком, с аккуратно подкошенной травой, и с недалёкой перспективой других подобных улиц на холмиках и в оврагах. Одинокая фигура женщины в платочке с козой, очевидно мало интересующейся тем, что за ней кто-то может наблюдать из окна второго этажа аварийного дома за оврагом. Больше никого, тихо. Мне вспомнилось: когда мы выгружались, невдалеке от нас покуривали два праздных мужичка. И один сказал другому: «Вон, приехал. Пацан городской!» – интонация желчно-горького злого презрения, причину которого я никак не мог уразуметь. Это было страшно. Вот тебе и приветливое слово добродушной деревенщины, предвкушением которого я себя успокаивал, когда ехал сюда в автобусе. Хотя это так.., мало ли злых дураков? Но осадок уже не денешь никуда. Что армия, что Просцово, – и то, и другое такое-себе удовольствие. Что тут скажешь? – взрослая жизнь.
За благоустройством моего нового скорбного обиталища день промчался быстро. Мама раздала внятные положительно-заряженные инструкции по хозяйству. Перекусили. Папа решил остаться на пару дней, чтобы дорешать отопительно-антисквознячные проблемы, а также по мере сил поддержать меня морально, по крайней мере, своим присутствием. Ближе к ночи Вадим с мамой уехали.
Я подошёл к окну. Чтобы снова лицезреть неумолимо-нереальный, чеканно-молчаливый, уродливо-жесткий Просцовский пейзаж. Завтра впервые в жизни на работу. А жизнь может оказаться долгой.