Беспросветно тоскливую атмосферу подвала нарушил душераздирающий скрип давно не смазанных петель. Проржавевшая решетка гулко ударилась о каменную стену, пропуская трех рослых широкоплечих молодцев без рубашек. Комаровскому хватило одного взгляда на походку и форменные штаны, чтобы опознать в них жандармов.
– Очнулся, старикан? Хорошо-о, воду сэкономим! – Явный главарь со шрамом на веке склонился над застывшим Комаровским. – Чего молчишь? Ты здесь не для того, чтобы молчать. Балакай, да пошустрее.
Граф с королевским спокойствием посмотрел в заплывшие глаза. Против ожиданий, от жандарма приятно пахло мускусом и неуловимо знакомым парфюмом.
– У вас нет никакого права держать дворянина в таких условиях. Немедленно… – Комаровского прервала звонкая пощечина. Левая половина лица вспыхнула скорее от унижения, чем от боли.
– Ты еще не понял? Теперь я здесь король, а ты, значицца, моя королева, то бишь сучка. – Лысый мужик визгливо рассмеялся, для симметрии отвешивая вторую пощечину. – Понял меня, спрашиваю?
– Тебе не жить, смерд. – Граф плюнул жандарму прямо в лицо, за что получил мощный удар в челюсть. Разбитые губы мгновенно опухли, по подбородку потекла смешанная с кровью слюна. – Клянусь честью, я лично повешу тебя.
– Ну ниче, все ломаются. Одну кралю с твоего вагона мы уже допросили как следует. Сначала тоже гордая была, а под конец даже на слезы сил не осталось. Закончим с тобой и вернемся к ней, для закрепления. – Теперь смеялись все трое. Окружив беспомощного старика, они возвышались над ним, как скалы над приливными волнами.
Холодея от гнева, Комаровский вспомнил молодую девушку, которой он оказал покровительство в поезде. Мария ехала в столицу поступать в балетную школу, чтобы стать новой примой, но вместо звездного будущего она угодила прямиком в грязные лапы этих животных…
Резкий тычок в грудь заставил вызвал вспышку боли. Граф с ужасом осознал, что не может сделать вдох. Сквозь выступившие слезы он не заметил нового прилета по голове.
– Говори уж, не тяни, – скучающе зевнул лысый, разминаясь серией тычков в живот. Не привыкший получать по лицу и прочим частям тела старик покраснел как рак, открывая и закрывая рот, как выброшенная на берег рыба. – Какой нежный. Даж побить тебя как следует нельзя, сразу окочуришься.
– Что… Что вы… От меня хотите? – сипло выдохнул Комаровский.