Так сложились обстоятельства, что после окончания учебы я осталась работать в стенах родного вуза. Занималась всякой мелкой бумажной работой, следила за ведением документации и корреспонденции, наводила порядок в архивах – канцелярия, одним словом. Однажды, придя на работу ранним промозглым утром, я долго отряхивала в фойе одежду и зонтик от дождя и невольно остановила взгляд на черно-белом портрете у входа. На фото был он, тот самый сокурсник. Говорят, он был весельчаком и душой компании, активистом, спортсменом и главным заводилой в своей группе. Я не знала, что с ним случилось: болезнь, автокатастрофа, спортивная травма или еще какой-нибудь несчастный случай. Но неожиданно в сердце что-то кольнуло, да так сильно, что у меня отпали все сомнения. Я точно знала, что должна сходить и попрощаться с ним.
Людей на церемонии прощания была тьма. Кого-то из институтских я смутно припоминала, но большинство гостей были мне незнакомы. О покойном говорили много, вдохновенно и красочно. Конечно, после смерти человека его достижения и достоинства всегда возводятся в многократную степень, что-то додумывается, приукрашивается… Но не в случае моего сокурсника. Речи о нем действительно были искренними и полными бескрайнего сожаления.
Я внимательно рассмотрела его фотографии, развешанные на мраморных стенах холла. На снимках были запечатлены самые яркие моменты жизни, которая, судя по всему, была очень насыщенной и полной приключений. В отличие от меня, не применившей полученные в альма матер знания, он серьезно углубился в свою специальность, открыл вместе со своими друзьями адвокатскую контору и за короткий срок прослыл грамотным специалистом, прекрасно разбирающимся в юридических тонкостях. А еще он был гитаристом в небольшой в группе, занимался дайвингом, баскетболом и несколько раз в год ходил в горы. Был отличным другом, коллегой, партнером по скалолазанию…Личностью. Слушая некрологи о нем, я вздыхала и качала головой: почему жизнь оказывается столь несправедливой и забирает хороших людей в самом расцвете лет?
А. был младше своего брата на три года. На протяжении траурной церемонии он держался в стороне, стоял, скрестив руки на груди. Он все время смотрел куда-то сквозь толпу, ни с кем не разговаривал, а когда к нему подходили с соболезнованиями, лишь тихо кивал, не задерживая взгляда. Уголки его губ слабо дрогнули, когда его обняла мать, обливаясь слезами и приговаривая, что он остался единственным светом и опорой в жизни.