И потянулись долгие дни, внутриполитическая нестабильность страны отвлекала Вадима от себя самого. Он охотно впитывал в себя мнения разных сторон, садился за исторические книги, занимался анализом событий. Набрасывал материал для новой пьесы, где уже хотел замешать любовь и политику, страсть и безразличие, восхищение и отвращение.
Но в душе понимал, что все зря – поставить это ему не дадут, а другие театры не купят. Они берут его пьесы с удовольствием, но только комедии, где все просто, где в итоге правда побеждает ложь, а любовь – разлуку.
А жизнь требовала иных решений.
Вадим на одной из театральных встреч в провинциальном городке с пятью церквями накатил водки, почти не закусывая, и быстро поплыл. Провинциаль-ный театральный мир отмечал закрытие международного фестиваля. «Тоже мне, международный – позвали Белоруссию и Украину, просто весь мир», – про себя ехидничал Вадим. Вспомнил, что он выиграл гран-при этого торжества лицемерия.
Его «Эвридика» произвела впечатление на критиков.
А одна милая бабулька сравнила Вадима по почерку с величайшим Эфросом. Режиссер слушал хвалебные речи и умирал со стыда.
Потянулся к рюмке, молча налил, выпил, закусил укропом. От горячего жульена, бережно поданного официантами в белых рубашках, тошнило.
Порезанные тонкими дольками яблоки и апельсины казались бутафорскими: надкусишь – краской и пластиком подавишься.
Сидящие за столиком покосились на Вадима.
Он понял, что в фривольно расстегнутой рубашке выглядит нагло и вызывающе.
Рядом заговорила молодая режиссерша – и тоже, как назло, Елена. Яркая блондинка с бесстыжими глазами стояла с бокалом вина, из которого не было сделано и глотка. Плечи, тонкие ключицы и красивую шею подчеркивало декольте красивого вечернего платья.
«Такие разные Елены украшают мою жизнь», – пошутил про себя Вадим, потом поймал на мысли, что хочет поцеловать шею режиссерши – женщинам это нравится.
– Нет, я буду спорить. Одна из важнейших вещей в театре – это любовь, – говорила Елена, польщённая вниманием гостей.
– Любовь к алкоголю, – Вадим ухмыльнулся.
Толстый и с бородкой режиссер непонятно какого театра покосился на захмелевшего коллегу.
Две какие-то тетки с бусами на пышных грудях хмыкнули. Ничего не сказали, но всем видом показали, как им отвратильно поведение Вадима.