– Поверь мне, едва ли, – коротко подметил он. – С другой стороны, хотя я и хотел бы сохранить свою должность в «Шулер корпорейшн», в этом нет необходимости. В конце концов, Анника, я – это я.
Она моргнула, а затем неосознанно закатила глаза. Свои невероятные зеленые глаза. Прямо перед ним…
Раньери стиснул зубы и продолжил свою мысль:
– Все двери открыты передо мной. Так что работать я могу где угодно. Большинство компаний попытались бы заполучить меня. И я вижу, что у тебя есть что сказать. – Он заметил, что Анника уже открыла рот, чтобы возразить ему. – Но опять же, речь идет о высокомерии. Твоем высокомерии, не моем. Такова реальность. И думаю, нужно быть очень осторожными.
У Раньери сложилось впечатление, что она хотела разозлиться на него, а это было даже забавно и интригующе. Как бы она выглядела в ярости? Девушка уже покраснела от злобы, но что будет дальше?
– Давай проясним ситуацию, – тихо сказала Анника. – Я хочу быть уверена, что полностью тебя понимаю.
– Я думаю, ты прекрасно меня понимаешь. Должен напомнить лишь один момент: я твой генеральный директор.
Ему, по всей видимости, нравились конфронтации с Анникой. Ему всегда нравилось побеждать, иначе и быть не могло.
Анника прекрасно осознавала, что ни на что не соглашалась. Но ее устное подтверждение, по-видимому, было излишним. Потому что именно Раньери взял на себя весь контроль над ситуацией. Он выглядел так надменно, словно хотел посмеяться над ней в этом конференц-зале, а ведь она наивно полагала, что сумеет одержать над ним верх.
– Ты не могла бы надеть туфли? – сказал Раньери своим типичным ледяным тоном, пытаясь заставить Аннику почувствовать стыд и неудобство, точно так же, как когда она была девочкой-подростком.
Неприятные воспоминания тех лет нахлынули на нее.
Анника прикусила язык и оставила свои возражения при себе. Она надела туфли, пытаясь игнорировать их неудобство, и похромала за Раньери. Мужчина подошел к двери конференц-зала в своих итальянских туфлях явно ручной работы, после чего пригласил всю команду адвокатов. Он просто появился в дверном проеме, ничего не сказал, и люди тут же последовали за ним. Если бы он прикрикнул, щелкнул пальцами или подал какой-то еще знак, они все тут же стали бы плясать под его дудку. Начало положено, да и конец тоже близок… для самой Анники. Девушку вообще нельзя было назвать угрюмым человеком. Вот почему она была хороша в том, что делала, заставляя людей делать пожертвования для сохранения бесперебойной работы музея. Персонал был счастлив, а музей – до сих пор желанное место работы.