Трифон Иванович был как на иголках. Он даже не раздевался, а как был в шубе и шапке, так и ходил по комнатам, хотя до сего времени, приходя к себе с улицы в комнаты, первым делом снимал шапку и крестился на образа. Он хотел что-то возразить Акулине, но не мог и только пошевелил губами.
– Кузьма! Пантелей! Подите-ка к хозяину… Он вам что-то сказать хочет! – кричала дворникам Акулина. – Ну, вот они, Трифон Иваныч… Скажите насчет предпочитания-то.
– Да, да… Человек я старый, вдовый… а тоже у нас хозяйство… так вот я Акулину Степановну в ключницы… так как она все-таки баба замужняя… – бормотал он.
– Дама теперь, а уж не баба… – поправила Акулина. – Ну а насчет величанья-то?..
– Да, да… И уж прошу Акулиной Степановной ее звать, потому, так как она своим хозяйством жила, то и мое хозяйство будет теперь вести.
– Чего еще лучше… Знамо дело, коли торговый человек целый день в лавке, так уж ему не до хозяйства… – отвечали дворники.
– Дайте им, Трифон Иваныч, на выпивку по двугривенничку! – командовала Акулина. – Дали? Ну, вот и чудесно. А теперь, Кузьма, сундук надо мне из кухни сюда перетащить. Трифон Иваныч комод мне для нарядов купит, а в сундук я буду всякое старое тряпье складывать.
Начали перетаскивать сундук. Акулина шла сзади и говорила:
– Вот поедут наши земляки из Питера, так все свое старое тряпье в деревню ушлю. Там у меня племянница есть одна бедненькая, так ей взаместо приданого. Что же вы, Трифон Иваныч, стоите в шубе и шапке, как полуумный какой! Раздевайтесь да идите в кухню с новой кухаркой рядиться. Там у меня землячка сидит. С ней и порядитесь. Да вон она.
Из кухни выглядывала рябая пожилая баба с кривым глазом и, держась рукою за подбородок, кланялась.
– Да что мне рядиться-то? – говорила она. – Коли хозяину по нраву я, то какой с тобой раньше у него уговор был, тот пускай и мне будет, а я уже заслужу.
– А и то правда… Я ведь уж сказала ей… – подхватила Акулина, обращаясь к хозяину. – Она женщина непьющая, старательная, работящая, зовут ее Анисьей, паспорт ейный при ней. Снимай, дура, с хозяина шубу-то да отдай ему паспорт.
Трифон Иванович беспрекословно дал новой кухарке снять с себя шубу, снял шапку, но все еще стоял посреди комнаты, как ошалелый.
– Переоблакайтесь скорей в халат-то свой. Чего так зря стоять, словно будто несолоно хлебавши! – крикнула на него Акулина.