Лоренц рванулся, попытался вскочить, но что-то удерживало его на месте. Чернила. Бесконечные чернила, что пульсируя, словно кровь из артерии, наполняют комнату. Он отшатнулся от стола, перебарывая сам себя, вскочил на ноги и ушел в черный омут с головой. Где-то высоко-высоко над ним проплывали густые грозовые тучи. И звучал голос. Живой голос.
***
– Как бы я не любил все эти сеансы, – говорил ему Николас четвертью часа позже, наливая в высокий стакан холодный чай, – Эта штука с психокинетической комнатой – действительно, забавная.
Угу, забавнее некуда. Когда Лоренц проснулся, его голова гудела, мысли разбредались, руки и ноги затекли. Перед глазами стояло смазанное и тусклое воспоминание о громадной кирпичной стене. Все остальное, если там что-то и было, пропало бесследно.
Кому-то из испытуемых на сеансе привиделись кошмары. Одни утверждали, что видели призраков. Другие разговаривали с умершими родственниками. Корнелиус Нойман был уверен, что успел вступить с одним из духов в романтическую связь. Николь уверяла, что даже не сомкнула глаз и все, что запомнила – это пение птиц и журчание ручейка. Опыт, который никак не хотел вязаться со спиритическим сеансом и психокинетической комнатой.
– Но ты так и не увидел ничего во сне? – переспросил Лоренц, устало потирая виски, – Ни одного воспоминания?
– Ни одного, – подтвердил Николас – И разве это не замечательно?
Лоренц пожал плечами, похлопал себя по карманам в поисках сигарет. Николас ткнул его в бок.
– Зато я помню, как ты переживал насчет числа участников перед сеансом. Я же тебе говорил, что это глупая затея, верно?
– Верно, – признал Лоренц, – Только я не пойму к чему ты клонишь.
– Все семь свечей на месте, – произнес Николас доверительно, ткнув пальцем в одинокий канделябр, оставшийся на столе, – Видишь, нас как было семь резидентов, так и осталось. Никто не пропал.
– Да, – подтвердил Лоренц, – Вижу. Как и было. Семь.
Потом говорили, что дождь продолжался всю ночь. Тяжелые косые струи воды молотили по окнам, преломляли желтый свет далеких уличных фонарей, стучали по мостовой, разлетаясь прозрачными искрами. Низкое опухшее небо, нависшее над Вальдевартом, цеплялось за крыши домов, укрывало серой периной верхушки леса, катилось густыми валами, отражаясь в витражных лужах. Тусклый диск больного солнца едва проглядывал через пелену, то возникая, то исчезая, а неумолимый промозглый ветер беспощадно трепал кроны деревьев, рвал на мелкие лоскуты тяжелые облака.