Он представил себе всадника. И теперь отчётливо помнил, что на том были шлем и кольчуга. Он был в красном плаще. И меч на поясе.
Потом вспомнил солдата, которому дал закурить. И понял, что это был его дед.
Точь-в-точь, как на той фотографии, которую разглядывал с детства.
Сергей глубоко дышал весенним утренним воздухом. И бесстрашно вглядывался туда, где рассеивался туман. Туда, где враги.
За линию соприкосновения.
За линию фронта.
Он отчётливо понял, что увидит жену.
Он вернётся.
И на шахту вернётся.
– Скоро всё кончится, – сказал он вслух, выдыхая холодный воздух. – Скоро всё кончится…
Было очень тихо.
Туман окончательно рассеялся.
07.04.2021
– Вся стена в фотографиях Гребенщикова! – сказал я, заходя в комнату.
– Везде Боб! – констатировал Андрюха.
– И там Боб. И там. Ну ваще, Славик! – я посмотрел на Славку и широко улыбнулся.
– И там в углу – ма-а-аленький Бобик, – заключил Андрюха, и мы все весело расхохотались друг над другом.
Славик, пытаясь сохранить серьёзность, насупившись, сказал с напускной обидой:
– Это не бобик. Это Борис Борисович!
Мы любили пошутить над Славкой. Он не обижался. И отвечал нам тем же.
Мы пришли к Славику домой.
Шёл 1989 год.
Мы, трое, только поступили в электротехнический институт. И только познакомились. Специальность – физическая электроника.
Чистая наука, как говорил мой брат, который закончил этот вуз точно по этой же специальности.
Я спрашивал: почему?
А он отвечал: «Потому, что ты никогда не увидишь и не потрогаешь те вещи, которые вы будете изучать. Как там этот электрон летает и вокруг чего он летает? Чистая теория!»
Говорил он это, конечно, с иронией.
Мы, все трое, новоиспечённые студенты, почему-то сразу сблизились. Сблизились так, как могут только люди в восемнадцать лет. Без корысти. Без оценок друг друга. Без каких-то характеристик.
Мы сразу стали какой-то отдельной троицей на курсе. Андрюха. Славик. И я.
Мы не расставались после лекций. Нам было интересно и весело вместе.
Мы всегда находили, куда пойти и чем заняться.
Вместе.
Мы дружили.
Как три мушкетёра.
И нам это нравилось.
Мы были счастливы. Хоть тогда этого и не знали.
И вообще не знали, что можно быть счастливым и несчастливым.
То есть нам казалось, что мы знаем. И ко всему готовы. Как могут быть в этом уверены люди только в восемнадцать лет.