Все что мы делаем – это подражаем Высшему. Но те, кто об этом не догадываются, начинают с того, что подражают ему по форме: вот человек видит, что он такой же по форме, как, скажем, Эйнштейн (прической, например). И ему этого достаточно, чтобы приписать себе весь труд, проделанный Эйнштейном, лишь на основании внешней схожести. Если человек ковыряется в настройках – это второй уровень глупости: как мальчик, глядя по телевизору на фокусника, рвет папину 100-долларовую купюру. Третий уровень тупости называется обучение. Четвертый уровень – знание как уметь, знание алгоритма. Пятый – Умение. Шестой – знание – это уровень подражания, достаточный, чтобы сказать, что это уже не подражание, а самостоятельное действие. Все эти уровни нужны и хороши, но только если достаточно быстро переходят друг в друга – плоха фиксация на любом из них, кроме 6-го.
Вообще, непонятно, откуда происходит представление о практике как о формальном, ежедневно выполняемом действии? Отсюда, небось: «начинается все с какого-нибудь одного действия, которое должно быть целенаправленным, точным и осуществляемым с непреклонностью. Повторяя такое действие достаточно долго, человек обретает несгибаемое намерение. А несгибаемое намерение может быть приложено к чему угодно. И, как только оно достигнуто – путь свободен» (КК, кн. 7). Ну, так ДХ и КК практически никогда не делали того, что делали ранее. Каждый раз было что-то новое, другое. Там ведь написано: как только достигнуто несгибаемое намерение (читай – настройки) – путь свободен, понимаете? Смотрите сюда*. Вера – и есть настройки! – понимаете? Напомню, что математически верно, что несгибаемое намерение есть вера. Тогда и цитата эта понимается иначе, не так ли? Ладно, переведем ее: делая какую-то одну практику – Вы на деле – ищете настройки, при которых Высшее станет участвовать в этой практике. Как только настройки найдены – Вам больше нет разницы, чем заниматься, да хоть слонов лепите из пластилина. Любое Ваше дело обречено на успех, если соблюдены настройки на Высшее. «Невозможно было запомнить всех людей, на которых он мне указывал и которых мы обсуждали. Я пожаловался на то, что если бы я делал записи, то, по крайней мере, смог бы набросать заметки к его схеме индульгирования. Однако он не захотел повторять, а может быть, и сам всего не запомнил. Он засмеялся и сказал, что не помнит ее, потому что в жизни мага за творчество отвечает «нагуаль»« (КК, кн. 4).