«Всё. Он наш», – сказал себе Гесс.
И не ошибся.
12
Осень 1922 года едва не свела Гитлера с ума. Во-первых, Дитрих Эккарт, только что вернувшийся из Италии, поделился впечатлениями о так называемом «походе на Рим» во главе с горластым парнем по имени Бенито Муссолини: толпа вонючих оборванцев так перепугала миниатюрного короля Виктора Эммануила, что тот предложил тридцатидевятилетнему журналисту сформировать кабинет министров.
– Хорошо этому дуче! Вот что значит монархия, – чуть не рыдал Гитлер. – От монархии до диктатуры один шаг! А из республиканского болота, куда ни шагни – одна топь! Да мы все передохнем, пока в этой стране что-нибудь изменится!
В перерыве между его воплями Эккарт вставил продуктивную идею – позаимствовать и пересадить на немецкую почву первое слово из названия созданного Муссолини союза – «Фашио ди компаттименто». Гесс сделал об этом краткую запись в своей «хронике», дав толкование этого латинского слова – объединение, союз, связка или пучок прутьев, которые ликторы (во время военных походов почетная стража высших древнеримских чиновников) носили перед ними в знак их власти, вкладывая в такую связку топорик.
Но Гитлера сейчас терзало только одно слово – «Муссолини». Ведь этот горлопан, будучи не намного старше, уже достиг того, к чему Адольф еще и не приблизился! Гесс его подбадривал грядущей встречей с Людендорфом, но Гитлер и тут предвидел одни мучения. Он вбил себе в голову, что не понравится генералу.
– Я знаю, я чувствую, – твердил он.
Перед самой встречей, когда Гесс уже остановил машину возле отеля «Байрише Хоф», Гитлер закрыл глаза и сказал: «Я буду молчать. Делайте что хотите».
Геринг, приехавший с ними – чрезвычайно эффектный при всех орденах, однако догадывавшийся о своей декоративной роли, с удовольствием из нее выскочил: «Вы просто устали, – сказал он Гитлеру. – Пока вы сосредоточитесь, я займу внимание генерала».
Без четверти шесть они уже сидели за столиком. У Гитлера так потели ладони, что он без конца вытирал их салфетками и, скомкав, бросал на пол. Выглядело это довольно неопрятно, и Гесс позвал было официанта, чтобы тот все собрал, но пробило ровно шесть, и в дверях появился Людендорф. К счастью, его первый взгляд упал не на ожидавшую его компанию, а задержался на их охране – четверо крепких парней стояли навытяжку с внешней стороны кабинета: ветераны-штурмовики, «красавцы»: один без глаза, другой без уха, которое ему в рукопашной отгрыз румынский солдат; третий весь в шрамах…