Вокруг суетились. Звонили телефоны. Люди приходили и уходили, садились рядом на такие же старые стулья с драной обивкой, потом вдруг вскакивали, куда-то исчезали, а потом прибегали вновь. Палыч куда-то звонил сам, ему передавали по рукам телефон из соседнего кабинета – тогда он нагибался над столом, чтобы дотянуть голову до трубки, так как длины шнура не хватало. Потом появились бумаги, много бумаг, в которых Палыч со знанием дела копался, доставая то одну, то другую, то убирая их на место.
Олег не заметил, как прошли четыре часа. Так быстро время в его жизни еще не летело никогда. Он не слышал слов, не замечал лиц, вообще забыл, где он находится и зачем. Никто не шептал больше. Пропала какая-то тревога. Перестала болеть голова.
– Вот тебе! – Вбежавший в комнату мужчина в ярости ударил Олега коленом в лицо, кровь хлынула рекой из носа. – Это ты, я сейчас убью тебя!
Палыч схватил нападавшего за руку и строго сказал:
– Хватит, не надо!
Он сел на стул рядом с Олегом и заплакал навзрыд. В дверях стояла молодая женщина. «Его родители», – догадался Олег.
– Вы должны его задержать как-то, это убийца моего сына, – произнесла она, пытаясь сдерживать себя.
– Так, все, мне надоело. Я вам звонил не для того, чтобы вы приходили и устраивали здесь побоище. Все, уже все случилось! – Палыч не знал, что еще можно сказать в такой нелепой ситуации. Убийца и родители жертвы находились одновременно в его малюсеньком кабинете с решеткой на единственном маленьком окне. Атмосфера была накалена, а он, Палыч, подумать только, защищал убийцу!
– Садитесь! – Палыч не просто сказал, а буквально приказал матери Саши.
Женщина покорно села на такой же потертый старый стул с красной рваной обивкой, на которых уже сидели ее муж и Олег – убийца ее сына.
– Я прошу, – мать Саши волновалась, – прошу задержать его.
– Он никуда не денется, – строго ответил Палыч.
– Но…
– Здесь распоряжаюсь я. Я сказал, что он никуда не денется. – Палыч снова рылся в бумагах, снова звонил в бешенстве телефон, снова бегали какие-то люди, снова время бежало вперед с бешеной силой, отыгрываясь на Олеге за все те четыре дня, что прошли с момента убийства. На пол капала кровь из разбитого носа Олега. Каждая капля отдавалась в толще линолеума каким-то особенным, глухим звуком.
Через пять минут Палыч поднял глаза от папки, что-то записал на клочке бумаги простым карандашом, вложил этот клочок в папку и захлопнул ее. «Все», – произнес он.