Что странно – Евгений даже не помнил, как именно рисовал он картину. Он напряг память. Последнее, что он мог припомнить – это как готовил краски, потом стоял с закрытыми глазами, почудилось, будто кричит сова, – должно быть, донеслось с улицы, – затем снова закрыл глаза и, изредка приоткрывая, писал.
Сообразив, что он не помнит даже того, что сам только что нарисовал, Евгений охнул и побежал обратно в комнату.
Картина была нарисована почти наполовину, не хватало лишь некоторых деталей – виднелись только их контуры. Трудно сказать, что это было: на переднем плане ветки, как будто кто-то подглядывает то ли из-зарослей позапрошлогоднего валежника, то ли это был кустарник из какой-то пустыни. Дальше, за ветками, простиралось серое поле, небо над ним было такое же, серое, и только по едва приметной линии горизонта было понятно, где поле, а где небо. А вдали были что-то, казавшееся на первый взгляд точкой.
Евгений подошел поближе и пригляделся: это была не точка, линия горизонта была совсем не линией горизонта, и серое поле не было полем. Это было кладбище: могилы были изображены едва приметными серыми холмиками. Точка была воротами – Евгений отчетливо рассмотрел детали, прорисованные его же рукой. А линия горизонта – это была стена, убегающая вдаль.
В дверь кто-то нервно стучал и звонил. Евгений вздрогнул и пошел открывать. Посмотрев в глазок, он увидел на лестничной клетке жену.
– Машенька, ты же сказала, что вы с Аленкой возвращаетесь с дачи вечером, часиков в восемь! – Евгений на пороге поцеловал жену и выхватил у нее огромную сумку. – Сейчас я вам хотя бы чайник согрею.
– Женя, какой чайник? Уже девять, мы сильно припозднились, электричка опоздала.
– Вот и наш папа! Папа, а я больше не поеду на электричке, она не приехала за мной. – Аленка уселась на пуфик и с усердием принялась снимать резиновые сапожки.
Аленке было три года, почти четыре. Евгений обожал дочку, а она обожала его. Мария понимала, что дочь капризничает совсем не из-за того, что опоздала электричка и им пришлось больше часа отстоять на платформе, где были переломаны все скамейки и некуда присесть. И даже не из-за отказа Марии купить мороженое, для поедания которого было еще слишком холодно. Аленка привыкла, что папа по вечерам ей читает ее любимые сказки, которые она давным-давно выучила наизусть, но все равно требует, чтобы Евгений их ей читал. Папа исподтишка, пока не видит мама, угощал ее конфетами.