Родился я в целинном посёлке Молодёжный, который мой отец Мефодий Илларионович строил с первого колышка. Ни в ближайшем Приаргунске, ни в самом Молодёжном церкви, конечно, не было. 1964-й год. На всю область действовала единственная Свято-Воскресенская церковь в Чите. Поэтому я остался некрещённым.
Но дома у нас хранилась икона «Знаменье», старенькая, лик Богомладенца на ней отколупан, да и сама она вся исцарапанная… Долгое время в ней торчал гвоздь, на который, видимо, когда-то её прибивали. И только спустя много лет я этот ржавый кривой гвоздь, который, казалось, врос в тело иконы, выдернул… Мама рассказывала, что этой иконой её благословила моя бабушка, когда она выходила замуж. Эта икона находится сейчас в нашей семье. У бабушки тоже имелась старинная икона – Николая Чудотворца – большая, по сравнению с нашим «Знаменьем», в окладе из жёлтой потемневшей латуни. Она всегда у неё висела за шкафом, в мрачном уголке, где стояла её кровать. Бабушка, когда ещё находилась в силах, ходила в Свято-Воскресенский храм, но особую религиозную пропаганду никогда не вела, верила тихо, не напоказ. Всегда когда я уходил от неё она говорила «С Богом!» Так у нас в семье заведено: на прощание всем говорили «С Богом!» Ещё мама рассказывала, что бабушка хорошо пела тропарь «Рождество Твое, Христе Боже наш…», но я никогда не слышал её пения. Мама же знала, кроме «Отче наш…» ещё и молитву Животворящему Кресту «Огради мя Господи, силою Честнаго и Животворящего Твоего Креста, и сохрани мя от всякого врага и супостата». Потом и я выучил эту молитву и молился у себя в комнате, вырезав репродукцию Владимирской иконы Божией Матери из журнала «Работница». Так что, могу сказать, что рос я в верующей семье и сам со временем стал верующим. Верили тогда, как могли. Конечно, в доме всегда имелась святая вода. И никак сейчас пятилитровками, а маленькая стеклянная баночка. Красили яйца на Пасху, а одно яйцо обязательно оставляли до следующего года. Мама рассказывала, что мой дед, её отец, всегда в Пасху разговлялся прошлогодним святым яичком, и оно всегда оказывалось свежим! Но во всеуслышание говорить о Боге запрещалось. Я напомню, что ещё в 6-ом классе, когда я в сочинении (которое писал за своего друга Олега Лобова) написал слово «Бог», на ушах стояла вся школа – Олега вызывали на педсовет, родителей его прорабатывали – это 1978 год.