– Так получается, Перси… То есть Наставник… Он когда-то жил?
– Верно баешь. Много поколений ушло в мир иной с того самого исхода из града, обреченного на гибель. Мы – потомки тех серышевцев. Не удалось нам выжечь память, настигло нас прошлое. Так со времен оных и повелось, что деревня наша, засыпая, видит минувшее.
Хоть многое прояснилось, в Данькин мозг настырно залезла мысль, что это лишь верхняя часть айсберга. Темные воды времени скрывали тайны. Он подозревал об их существовании, но выразить был не в силах. Перед Данькой возникла дверь в неизведанное. Отдельные куски новорожденного мироздания проявились, но не заняли привычных мест. Получилась абстрактная мозаика, в которой не хватает фрагментом.
– Спасибо за разъяснения, господин Аполлон, но мне домой надо.
– Умгу, – произнес старейшина, затянулся, выпустил через ноздри дым. – Да. К Харону-кузнецу идтить надобно.
Гермес и Данька вышли на улицу.
– Вот видите, Даниил, все прошло как нельзя лучше, – опять залепетал попутчик. – А теперь к Харону. Он на окраине деревни живет.
В этот раз Гермес не страдал неконтролируемым словоизвержением. То ли понял, что Даньке это не доставляет удовольствия, то ли наконец-то воодушевившись важностью момента – сопровождение гостя, он погрузился в горделивое молчание и внутренне раздувался от собственной значимости. Ведь это он, Гермес, нашел Даньку на свалке. Не без помощи Харона, конечно. Нужны были ему какие-то безделушки, а без кузнеца их не достать. И опять же он, Гермес, первый доложил Аполлону о происшествии и привел гостя в дом старейшины.
Жилище Харона стояло в самом конце неровного ряда домов. Кузница, с вьющимся над ней черным дымком, примыкала к одной из стен жилища. Царила тишина. Казалось, что никого нет. Никаких движений не наблюдалось, но Гермесу было ясно, что Харон где-то священнодействует поблизости, хотя звуков из приоткрытой двери не доносилось.
– Харон, выходи! Это я, Гермес!
Из-за двери показался высокий широкоплечий человек с крупными чертами лица. Соломенного цвета растрепанные волосы кузнеца были неаккуратно подстрижены. Длинный черный фартук из грубой ткани полностью закрывал грудь, опускаясь чуть ниже колен. Из-под фартука выглядывали громоздкие кожаные сапоги.
Харон поправил налобную повязку, прищурился, блуждая взглядом, словно что-то припоминая.