– Думаешь, Раймон мог бы…
Он качает головой.
– Не имею понятия, а раз я не имею понятия, то глаз с него не спущу.
Несколько минут идём в молчании.
– Во-первых, надо не отставать от него ни на шаг.
– Да, а если он решит смыться, набросимся на него. Мы же справимся с ним вдвоём, как думаешь?
Морис с сомнением кривит губы.
– Посмотрим. Может, это и не понадобится. Айда наперегонки?
– Погоди, я сумки сниму.
Мы становимся на старт.
– До большого жёлтого дерева, там, на углу.
– Ладно. На старт, внимание. Марш!
Ноги яростно топчут землю, я высунул язык, отстаю, полметра, метр, догоняю, снова отстаю, делаю рывок, слишком поздно. С трудом прихожу в себя, сидя на земле и опустив голову между колен.
– Так и должно было быть, ты же старше.
Морис пытается восстановить дыхание.
– Ну вот ещё, я знаю пацанов и помладше тебя, а бегают так, что не угонишься.
Мы медленно возвращаемся за своей поклажей, которая ждёт на дороге.
– Ты есть не хочешь?
– Хочу, легко, что ли, таскать всё это мясо после того, как жрал одну чечевицу.
Он шарит в карманах.
– Утром в кассе дали немного сдачи, может, хватит на перекусить.
Мы постучали в первую попавшуюся дверь. Нам открыл какой-то старик в кепке – мужчин помоложе в этих краях, видимо, не осталось. После короткого разговора нам достались два яйца, которые мы выпили, как только вышли оттуда. Было вкусно.
Уже темнеет.
Трава влажная, наши подошвы поблёскивают в лунном свете. Скоро пробьёт десять. Стрелки часов на колокольне уже не видно, но у меня так сосёт под ложечкой, что я понимаю – момент настал.
Подумать только, ещё несколько дней назад я был бы в восторге от такой ситуации: ночь, шорох листьев, ожидание, где-то там впереди притаились дозорные индейцев, а я безоружный ковбой, который должен пройти в двух шагах от их лагеря. Моя жизнь сейчас находится на прицеле индейской винтовки… о таком приключении можно только мечтать! Я почти огорчён, что не слышу медленных ударов в барабан, возвещающих войну, и что немцы не носят перья. Ночь ясная. Что она нам готовит? Если бы знать.
Медленно, очень медленно, чтобы не скрипнула ни одна ветка, я переставляю ноги; малейший шум здесь разносится очень далеко и может кого-нибудь насторожить. Идущий рядом Морис старается не дышать. На другой стороне пролёта я различаю три съёжившихся фигуры – это те самые евреи, которых мы встретили на лесной дороге.