Над темным лесом – бледно-желтая луна,
На мир спускает, в наступившей ночи, грезы.
Блестящий свет, зажженных звезд вокруг собрав,
Усилив его призрачным сияньем,
Луна на землю, опускает нам,
В том свете дивное, любви всей, возлиянье.
Любовь дарованная, и в мерцанье звезд,
И в лунном, дивном свете многозвучья,
До самого утра, свет музыки играя нам,
В аккордах Баха – в вальсах Шуберта, Вивальди.
Прикрыв весь мир ,как одеялом грез мечты,
Укутав пеленой любви сказаний,
Вселенной всей – всей неземной ее красы,
И в свете том блаженство, там сказки – ожиданье.
В час утра, на восходе солнца,
В сонливой городской тиши,
Пока лишь только свет в оконцах,
И городе нет, ни души.
Не слышно грохота трамвая,
И от машин не слышен рев,
От дома к дому, чуть ступая,
Старушка, сгорбившись идет.
В одной руке, недлинный посох,
Кой помогает при хотьбе,
В другой тележка с сухих досок,
Скрипят колеса в полутьме.
Глаза прищурив, озираясь,
Оглядывая все кругом,
Старушка, редко наклоняясь,
Кладет в тележку, чередом.
Вот баночку с под кока-колы,
Сжав очень тонкою рукой,
В суму кладет, что очень скоро,
Бывает полною порой.
Суму положив аккуратно,
На дно тележки и опять – нагнулась,
Бормоча невнятно, что – непонятно, не понять.
Каждый наклон – прошенье Богу,
Чтоб с голоду не умереть,
Чтоб продлил жизнь хотя б на йоту,
Не быть обузой, не скорбеть.
Чтоб за углом еще бутылка,
Иль баночка ее ждала,
И чтоб не падала с затылка,
Волос седая кутерьма.
Чтоб посох не сломался вовсе,
Чтоб по асфальту все стучал,
Чтоб скоро, не настала осень,
Тележный скрип – не перестал.
Так что же в жизни той старушки,
Случилось, в ее злой судьбе,
Бросили дети, иль подружки,
Оставили одну в избе.