«Ох-х!», похожее на общий стон, только и вырвалось у всех, кто стоял рядом.
Собственно, в том, что это произошло, не было ничего удивительного и тем более таинственного. Перрон был на редкость скользким. Да и темные силы уж очень, возможно, хотели помешать женщине донести крещенскую воду до дома…
Удивительное, а точнее, чудесное заключалось в том, что на глазах у десятков людей тяжелая бутыль – сама, без всякой посторонней помощи – стала медленно-медленно подниматься в воздух. И – словно невидимой рукой была бережно поставлена на край перрона. Точнее, не на самый край, чтобы вдруг не упасть вновь, а прямо перед опешившей при виде всего этого женщиной. И застывшими – каждый в той позе, в какой застала его эта картина, – пассажирами.
…В вагоне, куда сели все как один свидетели этого необычайного происшествия, было многолюдно. Удивленные пустотой в остальных вагонах, люди на следующих остановках неосознанно, думая, что в других то ли не топлено, то ли какой другой непорядок, несмотря на начинавшуюся тесноту, тоже подсаживались туда. И, слыша вокруг одно и то же: «Нет, вы видели? Видели?!» – просили рассказать, в чем дело.
Выслушивали, как правило, сразу несколько перебивавших друг друга голосов. Качали от удивления головами. И осматривали бутыль со всех сторон. Баллон как баллон, но надо же – «Ах! Ах!! Ах!!!» Ведь это же чудо!
Одни поверили в него сразу. Другие, убеждаясь в правде по неподдельному выражению лиц рассказывавших о чуде людей, каким-то одинаково просветленным глазам и их взволнованному тону, – чуть позже. А потом все как один просили женщину, даже не замечавшую на радостях, что в конце концов ей так и не удастся ничего довезти до дома, дать выпить хоть капельку воды из чудесной бутыли.
Называя ее так совершенно зря. Ведь чудесной-то была не эта бутыль. А самая обыкновенная – впрочем, разве можно и без этого чуда называть ее обыкновенной? – крещенская вода!
Выкопал Сергей Семенович возле своей баньки глубокую яму.
Зачем копал – и сам забыл. Когда копал, видно, нужна была для чего-то. А потом надобность в том отпала, и он поначалу каждый раз озадаченно почесывал в затылке, замечая зияющую в земле яму. Затем просто стал обходить ее по привычке. А со временем и вовсе забыл о ней.
Вспомнил только тогда, когда, напарившись всласть однажды, решил обежать вокруг баньки. На первом или последнем морозце. Дело-то было поздней осенью или ранней весной – это я как-то забыл уточнить.