На что Альчик сказал: «Забирай, они слишком сладкие, для меня».
И он стал после долгих тренировок в ночи после часа ночи обладателем сахарного голоса. Он его включал, только тогда когда нужно было передернуть затвор чувств. Его настоящий голос никого не радовал. А вот птички летели на его голос как обожженные.
Соловьи уже не могли петь с первых секунд. Они ложились на правую лапку и тихо слушались. Потом смело подпевали.
Но ничего не изменилось. Все любили его только при появлении первых нот.
Такт.
Учитель Ахтар продолжил учить Альчика, несмотря ни на что. Инструменты были второй его страстью. Он выбрал виолончель, так как дудочкой он боялся заглушить собственную песню. Он ужасно боялся провала, поэтому перешел на ультразвук, открывает рот, а слышат его собаки и дельфины. Потому что собаки реально могут спасти человека. Он боялся утопления своей следующей любви, а на стене оставил себе записку написанную от руки – Меня люби. Мой любимый цвет – черный. И черный метроном.
Он уже и не понял, к чему записка, но хранил её как напоминание о непонятных днях.
Метроном был просто сказка. Как только Алик начинал петь, он начинал медленней колебаться и отсчитывал милисекунды. Не просто было его слушать. Он пел рядом.
Потом появилось приглашение в школу Рахманинова.
Я принимаю приглашение. И еду в непонятное заведение, рядом общежитие, в котором буду томиться все мои студенческие годы.
На первом занятии я попал. Я умудрился заиграться с виолончелью так, что вся улица слушала, а звонок я просто не услышал. И тут я нарисовался перед учительницей, весь такой брутальный, красивый и с красивым голосом – не знаю, как включился, сам.
И я внезапно понял, что влюбился и на долго. Я старался изначально быть лучше чем я был, как павлин который распускает пёрышки перед своей избранницей. А голос – ни один раз и не помог.
Она не прельстилась ни на один карат моего золотого голоса, а нормальным я говорить и не мог. А вот ошибки в моём голосе она слушала очень внимательно и повторяла: «Как не крути, ты всё равно не золотая рыбка»