Кому принадлежишь ты? - страница 14

Шрифт
Интервал


– Это личное?

– Можно и так сказать, – соблазнительно улыбнувшись, с шуточной гордостью ответил он.

Больше мы на эту тему не разговаривали. Да и у меня пропало всякое желание знать о том, кто в страстном порыве сделал ему такую отметину на лбу. Думать, с кем был когда-то Эдмон, было низко и отвратительно для меня.

Я набросилась на свои роллы и с ужасом осознала, что не ела толком уже вторые сутки. По моим, внезапно загоревшимся голодом, глазам, Эдмон понял, что вторую порцию необходимо заказать немедленно – пока первая не иссякла, иначе мой голод станет разрушительной силой.

– Как на работе? – в промежутке между едой, спросила я.

– Как всегда, – автоматически выдал он, не сводя с меня глаз.

– Ты домой после?

– От тебя зависит…

Я замолчала и сделала вид, что увлечена суши, хотя есть мне мигом расхотелось. Точно знала одно:

«Не хочу, чтоб он ехал со мной – Эмиль не отстанет, будет искать встречи и обязательно найдет. Да и у меня другого выхода нет – придется с ним разговаривать. Но в присутствии Эдмона разговор перерастет в потасовку, и, ни дай Бог, в нечто хуже!»

Но вслух сказала:

– Хочу отоспаться, мне выходной дали. Можно завтра вечером тебе позвоню, и сходим куда-нибудь?

– Решено. Буду ждать твоего звонка.

В душе я ликовала и благодарила его за не назойливость.

Мы распрощались с Эдмоном, и я отправилась в свою маленькую квартирку, благополучно купив кое-что из продуктов на вечер и завтрашний выходной день, несмотря на предчувствие, подсказывающее мне, что вряд ли у меня получится отсиживаться дома весь следующий день.

Приготовив ужин, я расставила на столе посуду и села за стол, обратив внимание на скудность обстановки. Сервис на одного человека: одинокая кружка с дымящимся чаем, одна порция ужина и одна порция одиночества. Мне было страшно признаваться себе, что я одна. И что это одиночество длится уже более семи лет.

Мама живет в Лондоне, отец умер внезапно и практически беспричинно, а я уехала учиться и осталась жить здесь – в городе греха и искушения – Париже. Мне нравилась свобода и независимость, пока они имели меру. И пока плавно не перетекли в одиночество.

От грустных и съедающих мыслей меня оторвал звонок. Резко вернувшись в реальность, я поспешила к телефону.

– Я обещал, что позвоню, – произнес хриплый голос в трубку прежде, чем услышать «алло».