Из широких окон, покрытых пылью, открывался вид на оживленную улицу, освещенную приглушенным светом фонарей. Со своего рабочего места Рен могла наблюдать, как женщина через улицу по утрам развешивает одежду для просушки на веревке, а ночью – как ассенизаторы[1] вытаскивают вонючие плетеные корзины из выгребных ям. Хотя она могла позволить себе многое на военное жалованье, у нее не было ничего, кроме неубранной кровати, придвинутой вплотную к железной плите, на которой стоял помятый чайник. Вся эта скудность делала беспорядок более резким, более жалким. Но ей хотя бы будет легко собрать вещи.
Уна вытащила нитку из потрепанного кресла. В нездоровом вечернем свете, пробивающемся сквозь жалюзи, Рен могла видеть трещины на ее маске и скрывающуюся под ней усталость.
– Я здесь не для того, чтобы заставить тебя чувствовать себя хуже. Я подумала, тебе захочется с кем-нибудь увидеться.
Это правда. Она всегда хотела встретиться с Уной, даже если это была своего рода пытка: снова видеть ее здесь, в этом кресле, дразня себя воспоминаниями, даже если прошлого не вернуть.
Рен прижала костяшки пальцев к глазам, чтобы унять жжение.
– Богиня небесная, Уна. Что ты делала? Ты могла потерять все. Ради чего ты так трудилась?
– Пожалуйста.
– Зачем?
– Я ответственна за то, чтобы мои подчиненные были в безопасности и не попадали в беду. – Хотя выражение ее лица было таким же суровым, как и всегда, напряжение в голосе выдавало истинные чувства. Рен не нужно было давить, чтобы узнать, что Уна думала о Байерсе. – И я… о нет. Не делай этого.
– Прости. Не могу сдержаться. – Рен потерла лицо, чтобы скрыть следы слез. Когда она снова подняла глаза, мир все еще был нечетким, затуманенным. – Я должна выплакать достаточно за нас обеих.
– Брось. У тебя хватает своих проблем, а я смогу справиться со своими.
– Я прекрасно это знаю. – Рен снова натянула одеяло на голову. – Я все еще не понимаю, что должна сделать, чтобы заставить ее уважать меня – или, по крайней мере, не презирать.
– Для начала ты могла бы попробовать выполнять приказы. – Уна на мгновение замолчала, выражение ее лица смягчилось. – Ты знаешь, что ничего не сможешь сделать. У королевы большие надежды, но она никогда не предполагала, что ты их оправдаешь.
Это было правдой. Когда Изабель сослала Рен в аббатство, она не ожидала, что та постучится к ней обратно. С ростом числа погибших на войне королевство нуждалось в каждом желающем и способном целителе, которого только можно было найти, молодом или старом. И Рен была более чем желающей. С тех пор королева использовала все возможные способы, чтобы сохранять дистанцию между ними. Рен так и не поняла, почему Изабель так сильно ее ненавидит. Да, она была незаконнорожденной, пятном на идеальной линии Сазерлендов, но у них не было другой семьи, кроме друг друга. Вместо того чтобы принять ее, Изабель скорее позволила бы какому-нибудь дальнему родственнику занять трон, когда она умрет, не родив наследника.