Я записал его адрес, сказал, что обязательно приду, как только сумею освободиться от дел. Понятно, что мои дела тут были совершенно не причем. Если честно признаться, я все-таки не мог преодолеть страх. Мало ли что говорит этот человек! Кто даст гарантию, что меня не заманивают в мышеловку? В то же время неведение о том, кто же жаждет моей смерти, откуда исходит угроза, тяготило меня, пожалуй, не меньше, чем сама угроза. Мне хотелось сделать хотя бы первый шаг на пути к разгадке всей этой странной и мало приятной истории. Но для этого надо было набраться мужества. Его-то мне и не хватало сейчас. Так или иначе, но с визитом к неизвестному мне Ивану Петровичу Логинову я решил повременить. Увы, впоследствии мне пришлось очень пожалеть об этом. Вероятно, это было малодушие, но хотел бы я посмотреть на человека, который, оказавшись в моей ситуации, проявлял бы чудеса храбрости!
С годами я все чаще и чаще спрашиваю себя: «Почему я так ненавижу людей?». Но вот уже многие годы не нахожу ответа на этот вопрос. Хотя… Однажды я случайно услышал спор молодой пары. Что-то там такое они говорили о человеческих привычках, и девушка сказала своему кавалеру: «Все мы родом из детства». И я сразу вспомнил…
Я вырос в детдоме. Без родителей я остался очень рано, они погибли в автокатастрофе, когда мне не было и пяти лет. Их лица и голоса стерло в памяти время, только их смутные образы иногда напоминают мне о том, что был и в моей жизни короткий отрезок счастья. Хотя поверить в это сейчас практически невозможно. Я все забыл, и ничего не могу связно рассказать о том времени, когда я был обычным ребенком в обычной счастливой семье, но все же во мне осталось, навсегда впечатавшись в самые укромные уголки моей очерствевшей души, ощущение счастья. Ощущение чего-то светлого, теплого, мягкого, радостного, что окружало меня всего несколько коротких лет моей жизни и сохранилось в душе моей неким идеалом, с которым впоследствии я сравнивал все, что со мной происходило. Достичь этого идеала мне так никогда и не удалось… Иногда, совсем, совсем редко, в памяти всплывают образы большой доброй женщины с толстой черной косой, прижимающей меня к груди, и крупного мужчины, который подбрасывает меня, совсем еще кроху, вверх, восклицая при этом: «Вай, генацвале!». Я думаю, что это и были мои отец с матерью, но не могу знать этого наверняка. Может быть, их просто породило мое детское воображение, изнывавшее в ночной тоске без родительской любви.