Подъезд, в который я вошел, конечно, не был исключением из этого прискорбного правила. Сломанный, как обычно, лифт, полустоптанные, заплеванные ступени. Преодолев несколько пролетов лестницы, я оказался перед большой коричневой дверью. Помимо привычной кнопки звонка, к ней была приспособлена ручка от колокольчика, свисавшая на древнем засаленном шнурке. Пока я решал, каким средством связи с обитателем квартиры мне следует воспользоваться, легкий сквозняк донес до меня запах лекарств – верный спутник старческого жилья. Оказалось, что дверь в квартиру слегка приоткрыта.
«Наверное, хозяин меня ждет, вот и открыл заранее дверь, чтобы не утруждаться», – решил я, и окликнул с порога:
– Иван Петрович, можно к вам? Это я, Григорий Александрович.
Никакого ответа. Тогда я громко постучал по внутренней стороне открытой двери. Ничего. Ни звука.
Заснул, наверное, старик.
Делать нечего – я шагнул в полумрак прихожей… И кой черт, спрашивается, меня дернул пройти дальше?! Я миновал неосвещенный коридор и оказался в залитой светом комнате, когда-то просторной, но теперь заставленной, вернее, заваленной самыми разнообразными старинными вещами.