– Ты отсюда?
– Да.
– Я тоже теперь.
– Нравится?
– Да так, нормально. – Я пожал плечами. – Булочки вкусные вчера давали с маком. Поджаристые.
– А ты не ел такие раньше?
– Да нет. Там-то… там-то только хлеб был обычный.
(Потом Лис скажет: я тебя увидел очень худым, прозрачным, слишком маленьким для четырнадцати лет, потому пожалел. То есть не пожалел, конечно, а решил присмотреться повнимательнее. Поэтому про еду много спрашивал – а это, а это ты ешь? А пирожки? С чем больше любишь, с картошкой или с рисом и яйцом? Потом приносил много раз, всех в группе нашей кормил, я думал, его мама пекла или что-то вроде этого. Оказалось, в кулинарии покупал, но так только вкуснее – нет грустного, гнетущего, душу тянущего домашнего запаха, какой, бывало, чувствовался во всем, что приносила по праздникам Наташа. Воспитатели сквозь пальцы смотрели, хотя вообще-то не положено. Она приносила торты из печенья с вареной сгущенкой, взрослых тоже угощала. Почему-то они отказывались, отходили смущенно, хотя торты были очень вкусными, мы до крошечки с блюда подбирали.)
– Почему ты тут одна?
– А с кем надо?
– Не знаю… ну, с девочками. Девочки же все время вместе. Вместе ходят. В уборную там, всюду. С уроков отпрашиваются. А в каком ты классе?
Алена промолчала, повела бровями: потом я узнаю, что это у нее боль означает и нужно позвать кого-нибудь, чтобы сделали укол. Вслух она про боль тогда не говорила, и не заговорит никогда.
– Это что, секрет какой?
Снова зажмурилась.
Ладно, я решил, девочки иногда странные бывают, да и коляска эта, и руки, и ноги, и волосы, и…
– Хотел спросить, что с тобой случилось? Ты такая всегда была?
– Всегда, всегда была. Еще вопросы есть?
– Да. Сколько тебе лет?
– Двадцать семь.
В тот день, когда Лис пришел и позвал на прогулку к морю, мне уже пятнадцать исполнилось, а тогда было четырнадцать.
И я упал, нет, нет, не упал, просто отшатнулся. Она с нами жила, совершенно точно, ее наши же нянечки на улицу вывозили. А тут – взрослая, с ума сойти, двадцатисемилетняя. Почему? Не поверил, покачал головой.
– Хорош гнать, – сказал откровенно, – тебе, наверное, тринадцать. Или четырнадцать. Четырнадцать, да? Говори.
Аленка промолчала, я немного обиделся – потом, потом узнаю, что она быстро устает от разговоров, может даже начать плакать.
– Леш, – окликает Лис, – о чем задумался? Мы автобус пропустили.