Фил призадумался. Богатства храмовной братвы давно не давали ему покоя, но он не решался подступиться к ним, пока не будет достаточно веских аргументов для предъявы. Все-таки, за храмовниками стояли римские пацаны, ссориться с которыми особо не хотелось. И так они за Бонифация поднапряглись, да еще и как назло, его преемник Веня Одиннадцатый как-то подозрительно быстро копыта откинул, даже года не порулил. У римской братвы вопросы появились, правда, пока до прямых разборок не доходило.
– Ты же понимаешь, что можем и рога пообломать?
ЛеПреконс хмыкнул.
– Бабло кончится у нас, нам и так их пообломают, попробуй пару месяцев зэпэ не платить бойцам.
Фил согласно махнул рукой.
– Лан, давай тащи сюда этого душегуба, посмотрим, что он расскажет. Но предупреди его, что если он тут порожняки собрался гонять, то ему лучше бы самому удавиться, потому что я буду зол.
ЛеПреконс понимающе кивнул головой и пошел к выходу.
Барон вернулся через сорок минут в превосходном расположении духа. Он даже напевал себе под нос какой-то немудреный мотивчик – Гренобельский централ, ветер северный, этапом на Клермон, зла немеряно…
За ним шли двое конвоиров и вели невысокого мужичка с лицом, на котором отпечатались все человеческие пороки, начиная от похоти и заканчивая чревоугодием. Видно было, что он нисколько не смущен обстановкой, в которой оказался, хотя заплывшие глазки так и зыркали по сторонам, подмечая малейшие детали. Был он одет в какие-то лохмотья, и от него доносилось стойкое зловоние, свидетельствующее о том, что подземные казематы – не самое комфортное место во Франции.
При виде каторжника Фил недовольно поморщился.
– Ну чего вы сюда притащили эту немытую образину? Надо было хоть водой его окатить, да переодеть.
Вертухаи смущенно переминались с ноги на ногу, но ЛеПреконс только ухмыльнулся и приказал.
– Вы двое, валите отсюда. А ты,—обратился он к приговоренному,– встань сюда и дыши через раз, а то, действительно, шмонит от тебя, как от тухлой селедки.
Фил нетерпеливо дождался, пока все выполнят распоряжения барона, и спросил у каторжника.
– Ну что, душегуб, реально имеешь что сказать, или будешь тут задвигать почем в Марселе рубероид?
Каторжник с достоинством откашлялся.
–Я, ваше благородие, отродясь фуфлыжником не был, за базар отвечаю. Реально тот фраер мне перед смертью душу свою излил. Он с храмовной братвой кентовался, хотя под ними не ходил, сам на сам был, как говорят, один на льдине. Просто уважали его, он для них пару делюг провернул, вот они и порой подпускали его к своим темам.