Первый секретарь Московского горкома партии зашёлся от гнева. До него только начали доходить кощунственные, наглые, оскорбительные, невозможные слова про вождя, как вдруг он вспомнил цитату из письма столичного архиерея к митрополиту Московскому Иннокентию. Эта цитата вспыхнула красным цветом, ещё более ярким, чем причёска наглой девицы:
«Возможно ли допустить сию греховную мечту? Не унизит ли себя человек, созданный по образу и подобию Божию, спустившись в преисподнюю?»
И тут же перед глазами убеждённого атеиста поплыло огромное чёрное и как бы торжествующее слово «ВОТ!».
Неожиданно сидящий рядом с Кагановичем парень поднёс к его глазам размером с ладонь светящуюся плитку с фотографией. На ней Лазарь был снят вполоборота, в этом же френче с белым подворотничком и пышными чёрными усами. Потом парень повернул плитку к девицам:
– Вы на кого батон крошите, губные гармошки? – шутливо бросил парень. – Да это же сам Лазарь Каганович…
Девки всмотрелись в фото:
– Точняк! Ну, чувачелло, колись, откуда такой лойсовый прикид? – сказали синие волосы.
– Каганович, Шмаганович – нам по барабану, не знаем такого, – вторили надутые губы, – но на этого кента точно похож. Как вылитый…
– Это вы, мокрощёлки, в наше время не жили, – протиснулась ближе бабка в розовых штанах с пузырями на коленях, стоптанных, огромных грязно-белых тапочках, но тоже с плиткой в руке, – вас тут вмиг скрутили бы да на Лубянку. Распустились совсем, Сталина на вас нет…
– В «наше вре-е-емя»… – заступился за несмышлёную молодёжь парень. – Какое такое ваше время? Родилась-то, поди, при Брежневе, а туда же, в сталинистки… – Подмигнул губам: – Старая, упоротая, а хайпануть охота, типа по ГУЛАГу тоскует.
Опять Лазарь Моисеевич ничего не понял… Какой-то Брежнев, по ГУЛАГу кто-то соскучился… Но зато заметил у всех в этой толпе, буквально у каждого… то ли пассажира, то ли жителя той самой проклятой преисподней – здесь он совсем запутался… – у каждого была такая светящаяся плитка в руках, и некоторые не только светились, но и звуки издавали.
Большинство в качающемся вагоне просто молча смотрели на эти плитки, но всё больше любопытных собиралось вокруг. Лазарь глянул в окно и обомлел: в тёмном туннеле мимо неслись, сливаясь в светлую линию, отдельные лампочки, было видно, что поезд летит с огромной скоростью, и он понял, откуда этот высокий противный звук. Таким темпом все девять километров от «Сокольников» до «Крымской площади» давно бы закончились, а они всё неслись по преисподней, и большой вопрос: куда?!