– Дороти Вильямс!
Голос, окликнувший ее, был холодным, деловым и к празднику не подходил абсолютно.
Дороти отпустила своего офицера, фальшиво улыбнувшись, и развернулась, разом выпрямляясь и кладя руку на эфес. Роста ей, конечно, это не прибавит, но рапира у нее на поясе висит не для красоты. А к парадному мундиру ее ношение обязательно, так что даже на балу Дороти не была беззащитна.
Окликнувший не ожидал и отшатнулся назад. Он оказался одним из старших офицеров гарнизона, в сопровождении двух десятков солдат и почему-то пятерых местных священников из храмов Солнца и Луны.
– Чем могу быть полезна, господа? – спросила Дороти небрежно.
Офицер сделал еще шаг назад, потом понял, что выглядит глупо, побурел от злости и, решительно задрав подбородок, провозгласил:
– Командор Дороти Вильямс, по приказу командующего гарнизоном и в связи с особым распоряжением губернатора я вынужден вас арестовать.
Бальный шум вокруг исчез, точно кто-то накинул на толпу толстое войлочное одеяло. Все замерли, навострив уши, стараясь не пропустить ни слова.
– И в чем меня обвиняют? – Дороти не пошевелилась, только вопросительно приподняла бровь, но офицер все-таки не выдержал, забегал глазами, словно ища поддержки, и – отступил назад, почти упираясь в своих подчиненных.
– Вы обвиняетесь в использовании колдовства, – торжественно провозгласил он, но под конец фразы голос сорвался на фальцет. – Именем Его Величества.
– Что за бред? Я – дворянка. Да какое право вы имеете…
Дороти настолько изумилась нелепости обвинения, что не сопротивлялась, пока солдаты опасливо сковывали ей руки, и лишь только когда их попытались завести за спину, рванулась, одним легким движением стряхивая с себя и солдат, и порванные цепи. И только спустя миг осознала, что только что показала свою необычайную силу сотне человек разом.
– Имеем, дочь моя, – раздался спокойный голос позади.
Дороти начала поворачиваться, чтобы посмотреть на того, кто это сказал, но тут же поняла, что это ошибка – сбоку что-то мелькнуло и ударило в шею.
Мир перед глазами крутанулся, где-то закричала женщина, потом раздался спокойный голос Филлипса, приказывающий кому-то принести веревки, и стало темно.