Большинство знакомых – и старых, в России, и новых, в Европе, – видели во мне только женщину, отчаянно стремившуюся найти мужа. В России в тридцать четыре года выскакивает замуж и немедленно рожает та, которая твердо решила «запрыгнуть в последний вагон».
В Европе тридцать четыре года не повод торопиться с замужеством, но поспешный брак и скорая беременность здесь также настораживают. Европейцы любят долго встречаться, долго жить вместе, и лишь спустя годы некоторые решаются придать отношениям официальный статус.
Я не особо люблю рассказывать нашу историю. Однако время идет, вопросы не иссякают, и мне приходится повторяться. У этой истории есть две версии: короткая и длинная. Именно короткая и порождает вопросы. Но выслушать длинную готовы далеко не все.
Однажды вместе с Мирой – нашей общей с мужем годовалой дочерью – я пришла на прием к педиатру.
– Другие дети есть?
– Есть, две старшие сестры.
– Сколько лет?
– Пятнадцать и двадцать.
Врач оторвался от карты, которую заполнял, и оглядел меня оценивающе.
– Для таких взрослых детей вы хорошо выглядите.
– Нет-нет, я вторая жена их отца.
– Понятно. – Врач вернулся к записям. – Старшие дети живут не с вами?
– Средняя, Лола, – с нами, старшая – уже отдельно.
– Почему средняя дочь живет с вами, а не со своей матерью?
Многих интересует именно это. И я задала этот вопрос будущему мужу сразу после знакомства. До меня он сам отвечал на него целых одиннадцать лет, а теперь уже и я устала об этом рассказывать.
– Что ты обычно отвечаешь? – спросила я как-то мужа.
Он бросил сухо, даже резко:
– Мамы нет.
– А если переспрашивают: «Как это – нет?»
– Говорю, что умерла.
– А если спрашивают от чего?
– Не отвечаю. Если они еще не поняли, что я не хочу говорить на эту тему, – это их проблемы.
Обрывать разговор и жестко отвечать на подобные вопросы я не могу – мне это кажется невежливым. Поэтому приходится лавировать между желанием не соврать и стремлением сохранить чужой секрет. Прошло пять лет, пока я не научилась внешне спокойно произносить: «К сожалению, их мама умерла очень рано. Девочки были еще совсем маленькими: Жасмине было пять лет, Лоле – полтора». Обычно после такой фразы уточняющих вопросов не возникает – видимо, информация о детях переключает внимание. Но слова сожаления неизменно звучат.
Самое утомительное – слушать сочувствующие возгласы и видеть трагические лица женщин.