– Не знаю… Можно хоть сотню раз объяснить, а от чувства этого мне жизни нет. Порой кажется, что мы, христиане, больше страдаем, чем живем. Упускаем сквозь пальцы то, за что нужно любить жизнь.
Фабиан вновь заглянул в глаза Эдвина.
– Ты что-то пытаешься с этим делать? Не ждешь ли паука?
– Эх… я и не знаю, что тебе ответить, – Эдвин притих, устало мотая головой.
– Как есть, так и отвечай.
– Я… боюсь исповедоваться. Не помню, когда в последний раз это делал.
– Ох, братец, а что же ты об этом молчал? Делись со мной, не нужно все держать в себе. Мы ведь друзья. Мы больше, чем друзья – мы настоящие братья.
Эдвин, закрыв глаза, потер затылок.
– Как мы друг другу поможем, – сказал Фабиан, – если будем зарываться в себе? Я знаю сотню людей с такой проблемой, а в мире их тысячи… Они страдают от каждого прожитого дня, вместо того, чтобы сбросить накопленную тяжесть с души. И отчего ты боишься исповедоваться?
– Боюсь, вновь согрешу, – ответил Эдвин Нойманн, хватко взяв руку Фабиана, будто тот сейчас же в силах отнять этот страх и растоптать его навсегда. – Стыд доходит до костей.
– А зря, скажу я тебе! Я как-то разговаривал с одним аббатом. Он был по происхождению то ли болгарином, то ли греком. В общем, с его слов, суть такова: исповедь – это лишь поначалу мучительный процесс. С возрастом понимаешь, что исповедь – это подвиг, на который человек идет ради Христа. Вот когда так думаешь, то и на исповедь тебя ведут не твои тяжелые ноги, а чистое помышление. Подвиг совершает сердце, готовое к откровению. Искренняя исповедь радует Господа. Знай теперь, и не забывай, что идешь на исповедь не для своих страданий, а подвига ради, и чтобы Бога порадовать.
– Спасибо, брат, твоя правда, – просветлев лицом, ответил Эдвин, также хватко вцепившись теперь в Библию.
– Господь все усмотрел, – с тоскливой улыбкой произнес Фабиан.
Финстервальде был еще совсем молодым городом. Он многим отличался от прочих. Въезжая в него, вы не увидели бы ни укрепленных городских стен, ни больших ворот и центральной дороги, ведущей к сердцу населенного пункта. Как и другие недавно отстроенные города, он был по всему периметру окружен частоколом, а внутри разбит на квадратные дворики, между которыми проходили прямые дорожки.
Фридеман увидел в глазах Фабиана возмущение.