С замедленною мощью поглотила
Мундиры с золотом умолкших русских лейтенантов,
Так ночь бескрайняя над одиноким городом моим
Жильцов своих навеки вечные
Без права переписки забрала.
Не море доносилось, но была
Уверенность в присутствии его размеренных шагов.
Безветрие. Безмолвие. Безбрачие.
Безумие. Барбадос. Барбизон…
Я ворковал, я вовлекал в раскаты моря парусники слов!
Колодезная яркость звёзд пленяла,
В просторном сумраке минуты утопали.
Упали-то как просто и легко – тут лепестки, там мысли, здесь ресницы…
Приснится, может быть, кому кромешный дождь
И пусть заглохнет всё кругом, до одури, до дрожи!
Всё заколочено, крест-накрест, тишь окрест.
А ночь, а я, вон там, с бессонницей в обнимку,
Где далеко поют, должно быть, после сенокоса,
Не различить костров, не спрятать голоса,
Останусь, скоротаю вечность… Кто здесь! —
Старик и море, просто ты – привык к разбросанным впритык к волнам —
Огням танцующей Г а в а н ы…
В а г о н ы
нескончаемо гремят вдоль машущей руки на полустанке.
Останки Родины моей. Не захороненные чувства.
Исповедальны: россыпи уснувших роз
И подвенечный шелест тишины…