Вдыхал во все лёгкие обременённую временем муть.
И сердце в крови,
и птенец с высоты на свободу отпущен.
И горсточка строчек – в грязи, под ногами живущих вперёд.
Мир спал мёртвым сном,
греясь спичкой зажжённую, прежнего пуще
(1) Любуясь кладбищенским великолепием горных пород.
(2) Любуясь, податливой взгляду, смиренностью твёрдых пород.
Случалось ли вам :
Ливан обходить, в Ассирии петь о фьордах
И взором прижаться к возлюбленным снам Покрова-на-Нерли?
И остановиться, как в Двадцать девятом конвейеры Форда…
Туман… Тишина… Напоённый покой… Ах, куда забрели!
Уснувшие всплески весла,
убаюканный сад, астр страсти;
С трудом вы го ва ри ва е мая б о г о п о д о б н а я синь.
В счастливые полутона уходящую тропку окрасьте!
(1) Из мрака виднеется, целую жизнь возвращавшийся сын.
(2) Из мрака возносится: целую жизнь возвращающий сын!
«Миллионы убитых задёшево
Протоптали тропу в пустоте..»
Отложите – себя, нет нас более,
Позабудем свои имена!
Сноп бенгальских огней, степь Монголии —
Снам внимающим – в кровь вменена
Достоверность под ливнем и в с у м р а к е,
Ослеплённые ночью идём.
И подобраны смыслы на м у с о р к е,
И оставлены судьбы и дом.
Капли голоса. Гул глоссолалии.
Бормочи. Шевели языком!
В запрокинутой в древность Италии
С каждым камнем развалин знаком.
Станцы станции Дно не расписаны
Рафаэлем, с гербами состав:
По перрону – ниспосланный, списанный —
Николай. Никого не застав…
Только колокол бродит над соснами,
На века не найдя звонарей.
И огнями мелькнув папиросными,
Жизнь уходит, вдогонку, скорей!
И улыбка сквозь слёзы, и платьице,
И тьма-тьмущая ласковых рук.
И на саночках девочка катится
В белоснежную прорву разлук…
Чермный уголь Цусимы подбрасывай.
В раскалённую топку кидай:
Тяжеленный трёхдольник Некрасова
И привставший на джонках Китай.
Кислый мрак скорняка где-то в Познани,
Майский шаг царскосельских аллей;
Детским пальчиком узнанный, познанный,
Ставший краше, кромешней, теплей —
Облик странствия – вставший, как вкопанный,
На краю удивления конь!
Взмах руки, грязный флаг над окопами,
Белый свет – гладь ладонью, чуть тронь
Тишину, будто друга умолкшего,
Прикоснись и одёрни… молчи…
Почернела Цветаева в Болшево,
Потеряли от жизни ключи —
Все, кто в списках не значится, грянули,
Как в литавры, в ладоши и в бой —
В телогрейках, спрессованы в гранулы