Ой, ладно, чего это я, куда теперь эту почту девать? Голуби? Бутылка по морю? Может в канаву закопать? Ладно, пусть лежит пока, помню, в детстве эти послания жрали все кому не лень под бой курантов, вот и я перекушу. А жрать то, как охота, аж челюсть сводит, почитать, что ли, чтоб полегче стало? А, может, поспать? Да, самое то.
Лежи мой мыслительный друг, привлекай Мороза, вдруг свезёт на старости лет.
31 декабря, Глухомань.
За 12 часов до Нового года.
– Хозяйка, открывай, говорю! Чего заперлась там? Щас вот как полицию вызову, будешь знать тогда. Ишь, устроила она, весь дом провонял! Живая! Ты ж если померла, скажи хоть!
– Да как скажет-то мёртвая, ты чего, старая?
– Молчи проклятущий, взлетим же все на воздух, а ей то мёртвой чего, как с гуся вода сойдёт. Пусть подымается, жива или мертва. Эй, Ирка, не глупи, поднимай задницу костлявую, непутёвая!
Лежу, с трудом глаза открыла, слушаю голос тёти Риты и боюсь. От него аж стены вибрируют, и им страшно, вот какие холодные, хоть пледом укутывай. Вот только если полицию вызовут, легче не станет ведь. Распахнув одеяло, натягиваю длинный тёплый халат, тапочки зайчики с поникшими совсем ушами и шмыгаю еле слышно к двери, а перепалки там не прекращаются. Господи, их там, видимо, человек десять собралось. Чего надо, вроде не трогала никого, не обижала, даже не била. Или с памятью моей совсем плохо?
– Всё, дождалась стервозная ты дрянь, вызывайте полицию!
Непроизнося ни слова, поворачиваю ключ и тихонько открываю дверь квартиры. Стоят на лестничной площадке восемь человек соседей и рассматривают меня, как новогоднюю ёлку на площади. Глазами хлопают, рожи корчат, а чего хотят не говорят.
– Наконец-то, пьяная, что ли?
Тётя Рита в своём репертуаре, если погонять кого, она первая скачет шашкой на гало. Надо денег на покраску подъезда, танком проедется, но вытрясет, причём если их нет, найдёт. Боевая женщина, её все боятся, муж вон недолго вытерпел, через десять лет помер, сбежать не смог, через гроб проще оказалось.