В своей статье «О творческом пути и исполнительском искусстве пианиста» К.Н.Игумнов писал: «Осенняя песня» Чайковского у меня всегда связывается с отцом… Картина облетевшего сада… а октябрь – это месяц, когда умерли Чайковский и мой отец… Слушая или играя «Осеннюю песню», я всегда вспоминаю отца – это была его любимая пьеса… С «Подснежником» связаны воспоминания о том, как в детстве в Лебедяни ходили рвать полевые цветы в монастырь. Нигде их больше не было, а в монастыре – очень много…»12
Мать – Клавдия Васильевна, урождённая Игнатова, родилась в 1836 году в Серпухове. Воспитывалась в Москве в пансионе «Севенер» и прямо оттуда в 16-летнем возрасте пошла под венец. Как пишет её сын Сергей, часть денежного приданого она поместила в дело своих родителей и потом, нерегулярно и с задержками, получала с него какую-то прибыль. Другую часть она отдала мужу и тоже обратила в дело. Она сильно беспокоилась за их судьбу, боялась остаться с детьми к концу жизни без денег и очень успокоилась, когда «папа Петя» выплатил ей сполна все деньги – около 20 тысяч рублей.
После родов старшего сына Николая Клавдия Васильевна долго болела воспалением лёгких, но «отпилась» кумысом, для чего в Лебедянь был выписан татарин с кобылицей13. Впрочем, болезнь перешла в хроническую стадию, и скончалась она на 71-м году жизни в 1907 году от её очередного обострения.
Болезнь отразилась на её образе жизни. Она редко выходила зимой на улицу, но, тем не менее, успешно родила ещё троих детей. Жаловалась на плохой сон – обострённый слух и восприимчивость к посторонним звукам усугубляли бессонницу. Она сносила всё с присущей русским женщинам покорностью и терпением, характера была ровного, к детям относилась ласково. Почти ежедневно дом посещал семейный врач Андрей Константинович Арнольд, он же наблюдал за здоровьем Клавдии Васильевны.
До родов эта худая и бледная шатенка с серыми глазами и высоким лбом увлекалась танцами. С особенным успехом танцевала польку-мазурку, так что картёжники отрывались от карт и выходили посмотреть на её танец. Одевалась она в соответствии с модой (кринолины, турнюры и пр.) и выписывала одежду, как и муж, из Москвы.
Клавдия Васильевна была религиозна, но не так глубоко, как супруг. Она не была искусной портнихой, но кое-что шила сама и вязала крючком. На её попечении была кладовая белья и одежды. Там на специальных подставках стояли более дюжины огромных сундуков и «укладок», в которых хранились шубы, салопы, шапки, носильное и постельное бельё и т. п. Почти всё это было приданым Клавдии Васильевны, которое до конца её жизни истощено не было и досталось уже её дочери Елизавете.