Многие стабы привлекали не сильно
разборчивых женщин к себе, создавая отличные условия для жизни,
обеспечивая зарплату и даже гарантируя трудовой отпуск особым
ударницам сферы обслуживания. Те, кто стоял на караванных путях,
по-тихому заказывали рабынь с дальних рабовладельческих кластеров,
с которыми в обмен на свободу подписывали долгосрочные контракты с
возможностью пролонгации.
Когда я проходил мимо одного из
кабаков, ко мне подошла молодая, довольно тощая девушка. Если бы не
строгие законы стаба Кабальеро, отслеживающие минимальный возраст
работниц быта, то я бы решил, что ей лет шестнадцать, не больше.
Одета была обычно, как все местные дырки — в короткую юбку, яркие
броски чулки, туфли на высоченной шпильке, а через полупрозрачную
майку просвечивали небольшие груди.
— Здрасьте! — поздоровалась она.
— Здорово, коль не шутишь, — ответил
я той же монетой.
— Резак, я тебя тут уже несколько
недель жду. Хотела с тобой поговорить. Пойдём за столик?
Расклад со знанием моего имени мне
совсем не понравился, но опасности я не чувствовал и, распираемый
интересом, зашёл в кабак. Мы разместились у столика около окна, с
хорошим обзором зала и прекрасным видом на дверь. Кабальеро
поддерживал на всём стабе железную военную дисциплину, и даже
заведения такого толка выглядели опрятными и чистыми, насколько это
возможно. Меня не покидало ощущение, что я где-то её уже видел — но
я имею прекрасную память, и если бы это произошло в ситуации,
требующей действий ножами, то лица у меня намертво отпечатываются в
памяти, да и умения Стикса есть, позволяющие вынимать из памяти
воспоминания вовремя, немного раньше, чем в тебя полетят пули.
Сейчас я был уверен, что знаю её, но не мог вспомнить.
На улице заорали: «Луиза! Тварь
ленивая! Ты куда ушла? Мужики без тебя обойтись могут, а ты без них
будешь с голоду дохнуть, улицы мести и грязь выгребать! Скотина! Ты
где ходишь?»
К нам подошёл один из угрюмых
официантов, держащих морду постоянно перекошенной. Местные власти
могли заставить соблюдать правила гигиены и требовать чистоты в
таких заведениях, но избавить мир от подобного хамского поведения и
подобающих выражений физиономий невозможно. Разминая на брюхе
фартук, тип криво промолвил:
— Слышь, дырка, тебя «мама»
зовёт.
— Да пошла она! — резко ответила
девочка. — Сходи ей голову отрежь и сам об стенку головой убейся,
не загрязняй мир.