Но зануда Фабер сей же миг вынудил его сбиться с мысли.
– Наверное, вам будет небезынтересно узнать, – прогундел он, – что госпожа Лескина в этом перечне не числится вовсе.
– Ах, Фабер, Фабер, – сказал Носов с непонятной интонацией. – Лизать вам на том свете раскаленную сковородку длинным своим языком!
– Отчего же госпожа Лескина лишена такой чести? – для порядка спросил Кратов, которому происходящее с каждой новой репликой отчего-то все сильнее напоминало комедию абсурда, которую хотелось поскорее прекратить и неплохо бы все же поймать за хвост утерянную мысль.
– Как известно, госпожа Лескина является «неакромми», – сказал Фабер. Кратов изобразил удивление, и тот с большой охотой пояснил: – Так мы называем детей от союза неонеандертальцев, сиречь эхайнов, и посткроманьонцев, сиречь людей… точнее, единственного известного нам ребенка от вышеуказанного союза. Между тем как тахамауков интересовали только чистокровные эхайны. Ведь господин Морозов является чистокровным эхайном, не так ли?
– Фабер, угомонитесь, – проговорил Носов сердито.
– Назревает еще одна тайна личности? – усмехнулся Кратов.
– Ну разумеется…
– А я все пытаюсь понять, отчего мне так не нравятся ваши игры.
– И отчего же? – с интересом спросил Носов.
– А оттого, – сказал Кратов, – что правила у них какие-то слишком древние и потому довольно дурацкие. Например, произвольно оперировать так называемой ложью во спасение. И под этим предлогом постоянно лгать не только обществу, но даже своим коллегам, а в особых случаях, полагаю, и самим себе.
– Ложь не входит в число наших правил, – деликатно заметил Фабер. – На прямой вопрос мы обычно даем прямой и точный ответ. Но, конечно же, широко используем фигуры умолчания…
– Заткнитесь, Фабер, – тихо сказал Носов, и тот осекся на полуслове. – Это не игры, Константин. Кому-то, безусловно, хотелось бы убедить себя и окружающих, что вот есть, мол, такая горстка озабоченных маньяков, которые играют в неумные и малоприятные общественному обонянию игры. А на самом деле все хорошо и прекрасно, и никакие заботы не могут омрачить всеобщего мировецкого настроения. Боюсь, что и тебе отчасти сообщилось это прекраснодушие. Между тем, я не склонен полагать играми все предприятия, в которых под угрозу ставится хотя бы одна человеческая жизнь.