В том прежнем мире сияло солнце, шли люди по своим делам, строили планы на выходные и планировали отпуск, решали проблемы, праздновали победы, жарили картошку на обед и покупали новое платье.
Новый мир пуст и темен. Его как будто вымочили в отбеливателе, и он потерял все свои краски. В нем невероятно тяжело дышать и трудно смотреть через узкие щели опухших глаз. Чтобы что-то сказать, приходится делать неимоверные усилия, чтобы выдавить слова через комок, застрявший в горле.
В моей новой реальности болит голова от бьющихся в черноте черепной коробки вопросов – за что?! Почему с нами? Что теперь?
Как несправедливо, господи, как нечестно.
Ведь у нее были планы на жизнь, она только начинала. 21 год! Она еще ни разу серьезно не влюбилась. У нее должны были быть дети и долгая счастливая жизнь.
Как жить с этой зияющей дырой в груди? Зачем просыпаться, когда тебя ждет только одно – выть в подушку в черной пустоте бесконечного ужаса твоей новой жизни?
Есть только одно желание – не быть.
Умереть. Лишь бы не чувствовать этой острой боли.
Исчезнуть, потому что смысла в твоей жизни больше нет и ты не умеешь жить, когда ты больше не мать.
Память безжалостно высвечивает эти события, доставая их из самых черных времен моей жизни.
Вот меня куда-то ведут – надо хлопотать о похоронах. Без меня никак.
Нужно купить одежду. Подруга ведет под руки в магазин, где я с глупой улыбкой говорю продавцу, что мне нужны чулки.
– Нет-нет, мне не надо с эротичными кружевами. Мне для дочки. Она умерла, понимаете! Мне в гроб. Моя дочка умерла…
И снова, прямо посреди магазина, срываюсь в бездну, пугая воем шарахнувшихся от меня людей.
А вот день похорон. Солнце сияет так не к месту. Я не могу простить апрель за предательство. Ведь я раньше так любила весну! Я держусь за мамину руку.
– Мамочка, я не могу! Я не могу войти в этот зал. Я не хочу видеть ее в гробу… Ну, мама!
– Надо, доченька. Ну что ты, глупышка… Ведь это твоя дочка, Олесенька… Пойдем, милая, пойдем.
На деревянных негнущихся ногах поднимаюсь по бесконечной лестнице в траурный зал, едва дыша, подхожу к гробу. Нет, конечно. Это не моя Олеся. Какая-то взрослая, вовсе непохожая. Шарфик на голове такой странный. Она такое не носит. А что вообще происходит?!
Подходят люди и говорят что-то. Мир снаружи пытается пробиться в мою пустоту, как будто через толстый слой ваты. Ему это плохо удается, я почти не понимаю слов.