Он подмигнул.
Мирко по-прежнему ничего не мог ответить, только разевал рот. Тогда мужчина довольно усмехнулся и положил тяжелую руку ему на плечо.
– Ах, ты еще узнаешь, что тебя ждет. В один прекрасный день, мой друг… Прекрасный день.
Он повернулся и зашел в амбар.
Мужчину звали Карл. Он остался.
После того, как на горизонте появился Карл, все превратилось в сплошную боль. И все равно Мирко не мог не ходить к ферме Даники на рассвете, даже в те дни, когда его там не ждали. К счастью, ей по-прежнему требовалась его помощь несколько дней в неделю, поскольку Карл работал на лесопильне и большую часть дня его не было дома.
– Тебе правда надо уходить в такую рань? – спросила как-то мама Мирко. Над горами еще только забрезжила тонкая полоска света, и мать зашла на кухню как раз в тот момент, когда он собирался уходить. – И так часто?
Мирко неловко улыбнулся и медленно кивнул.
Мама покачала головой:
– Да уж, ты всегда был крайне ответственным, Мирко. На тебя можно положиться. Надежный парень. Я каждый день благодарю Господа за тебя.
Мирко поспешил уйти, не поднимая глаз от пола. Она не знала, что он уже несколько дней прогуливает школу. Учительница думала, у него тетя заболела. Мирко уже много лет не видел своей тети. И раньше никогда не лгал.
Девятая заповедь[2].
От одной этой мысли у него болел живот. Но ведь тетя и правда могла заболеть? А тогда это уже не совсем ложь.
Утро за утром он пробирался в кустарник и смотрел, как луч света освещает колокол на углу хлева. И скамейку, на которой раньше сидела Даника. Больше она туда ни разу не приходила, но он все равно ждал.
Карл всегда выходил первым. Как правило, голый, с растрепанными отросшими темными волосами. Он обычно шел в туалет, сидел там с открытой дверью и смотрел на горы. Иногда стоял и писал прямо на траву, насвистывая что-то солнцу. Тело Карла производило впечатление: у него все казалось больше, длиннее, темнее и шире, чем у других мужчин. Впрочем, было одно исключение, заметил Мирко. Кое-что уже у Мирко выросло чуть больше, чем у Карла. Поэтому, наблюдая, как Карл писает, он вместе с беспомощностью ощущал тайную радость.
Чуть позже выходила Даника. Всегда босая, в белой ночной сорочке. Даже издалека Мирко мог разглядеть, как грудь проступает сквозь ткань. Она тоже не закрывала дверь, сидя в уборной. Она – картина в раме, думалось ему. Немного напоминала ту, что висит у них в гостиной. Только без младенца Иисуса.