Оба офицера хлопотали постоянно в нанятом доме. Хотя теперь оставалась еще неделя до бала, но и многое еще приходилось устроить.
Среди дня многие из офицеров полка от нечего делать заезжали в дом поглядеть и поболтать. Некоторые из них помоложе делали репетицию – пробовали пройти мазурку, а то и польку. И все оставались довольны и паркетом, и размером залы. Было где развернуться!
– Такой бал закатим… Только держись! – говорили они.
В темный сырой вечер, при легкой оттепели, по одной из улиц Малороссийска, часов в восемь, двигался медленными шагами молодой гусар. Он направлялся именно к «Княжескому дому», заранее условившись с товарищами, распорядителями бала, вместе идти на вечер к старшему полковнику.
Офицер шел, глубоко задумавшись и, уже приближаясь к улице, где был нанятый для бала дом, вдруг повернул в противоположную сторону.
– Не могу! – вымолвил он вслух. – Хоть на секунду. Все будет легче.
Он прошел переулок и вышел на главную улицу городка, Дворянскую, которая, однако, была так же темна, как и все остальные. Только в одном месте разливался сильный свет. Но причиной тому были не уличные фонари, а ряд освещенных окон большого дома.
Офицер перешел улицу, на противоположную сторону от дома и, очутившись против него, остановился. Улица была настолько широка, что свет окон не достигал до него, и он стоял в темноте.
Пристально и пытливо глянул он в дом. Занавесей не было нигде, и горницы, окнами выходившие на улицу, были как на ладони.
Передняя, гостиная и еще маленькая комнатка были ярко освещены и видимы до мелочей. Но все эти горницы были пусты.
– Чай пьют, – решил он, зная, что столовая выходит окнами во двор. – Подождать? А если увидит кто… Глупо… Вздыхатель чуть не из-за забора!
И он стоял в нерешительности… потом двинулся, но тотчас же снова остановился.
Офицер-гусар был корнет, князь Аракин, молодой малый, но некрасивый и неуклюжий. Главной же чертой его характера была особенная щепетильность и обидчивость, из-за чего у него было немало недоразумений. Аракин кичился немного тем, что был единственный титулованный офицер в полку. При этом средств у него не было никаких и он жил одним жалованьем. Вообще же это был очень добрый малый, честный и прямодушный.
Не прошло минут трех, как на улице по той же панели, где он стоял, показался среди тьмы прохожий и послышался звук шпор.