Она закричала душераздирающим криком:
– В чём это я виновата? Это я что ли посылала вас на преступленя?
Я не удивился тому, что сказала тётя Надя, так как моя мать каждый день хвасталась мною среди баб, чтобы показать им саму себя особенной, выше всех по уму, хотя она была неграмотной. Я уже давно привык к такому поведению матери. И ничего не сказал бы ей, когда вошёл в домик. Она сидела у окна, старая беззубая старуха шестидесяти семи лет, опираясь на кривую палку. Закричала:
– Сынок родной, любимый! Приехал! Поди, голодный, а ты поешь!
Вот эту последнюю фразу она начала говорить мне в последние два года, хотя в домике ничего кроме чёрствого чёрного хлеба никогда не было. Я помнил другие фразы матери, которые я слышал каждый день в детстве:
– Ненасытная харя! Полбулки сожрал и не подавился! Чтоб ты подох! Кормлю тебя за чем-то.
И она прятала от меня хлеб. И я не ел неделю, две недели, три…месяц.
Я стоял у порога и смотрел на мать, которую безумно любил в детстве.
В последние годы я часто думал над проблемой: как обращаться к матери? Назвать её «мамой» я не мог. В деревне дети так не обращались к матерям. А сказать ей «мамка» я тоже не мог, потому что стал другим человеком.
– Ты перестань хвастать мной. Это не ты воспитала меня. А я себя воспитал.
Улыбчивая гримаса на дряблом, морщинистом лице старухи сменилась гримасой злобы, которую я видел на лице матери в детские годы.
– Да кому я скажу – смеяться будут. Ишь, сам себя воспитал. Это я тебя воспитала!
И я в ответ прокричал злобной старухе:
– А почему ты воспитала своего любимца Кольку так, что он три класса не закончил, читать не научился. Я ему сказки читал. В семнадцать лет он ушёл на зону. Вернулся, спился и сгорел. Почему ты его так воспитала? Иди, хвались любимцем, а не мной.
Мать ничего не сказала. Быстро помогая себе палкой, повернулась лицом к окну. А я заглянул в буфет. В нём лежала чёрная булка хлеба чёрствая и безвкусная. А иной хлеб местные пекари не выпекали, не умели. Я пошёл в столовую, потому что привык питаться три раза в день с девятнадцати лет, когда начал жить в городе Томске.
Я хорошо запомнил тот день, когда мой наставник Вася привёл меня в заводскую столовую. И я поставил на поднос шесть тарелок.
– Ты столько не съешь, – сказал Вася.
Я ел и восхищался едой, а Вася ответил: